Сириус. Убить нельзя влюбиться.

16 часть. Сириус.

— Джун-а, что с Хосоком-хёном? Почему его сняли с поста начальника нуллов? — Чимин обеспокоенно сжимал телефонную трубку и кидал извиняющийся взгляд в сторону юной медсестры, сидящей в регистратуре, любезно одолжившей настойчивому Паку служебный телефон. — Новости уже посмотрел? — спросили на том конце провода, затем помолчали, прокашлялись и в итоге, не дождавшись ответа, предложили, — А сходи-ка ты сам к моему брату. Я думаю, пазл сложится. Чимин спешно уверил Кима, что так и поступит, положил телефонную трубку рядом с заполняющей медицинскую карту девушкой, раскланялся в благодарностях и сломя голову помчался к автобусной остановке, оставляя уже родную лечебницу позади.

Всю дорогу он пытался предположить, что же такого произошло, что могло снова стрястись. Опасаться вошло в привычку. Подходя к дому друга, Пак замедлил шаг и прислушался. Всё, как обычно. Та же улица, та же тишина, присущая скоплению частных домов. Одно успокаивало — Намджун бы никогда не отправил Чимина туда, где опасно. Тэхен открыл дверь почти сразу, награждая Пака улыбкой, скорее подходящей героям романтических фильмов. В ней смешались киношные, но не наигранные: спокойствие, облегчение и счастье высшего сорта. — Всё хорошо? — настороженный Чимин как-то совсем забыл, что было бы неплохо для начала поздороваться. — Заходи, — друг тоже не отличился вежливостью и пропустил гостя в дом, широким шагом отодвигаясь в сторону. — Я слышал про Хосока-хёна, — Чимин по привычке озирался, проходя в комнату Кима-младшего и останавливаясь напротив комода, на котором в рамке красовалась совместная фотография Хосока и Тэхена, — Ты знаешь, что произошло? Где он сейчас? — Я здесь, — спокойно ответили скрипучим голосом, пуская холодок по коже Чимина. Тот развернулся, чуть ли не снеся рукой рамку с фотографией и вжался поясницей в комод. Хосок стоял неподвижно, но лицо его было ясным, непривычным для нулла. Металлический ошейник по-прежнему поблескивал на шее и совершенно не ладился с выражением лица. — Что. Что ты тут делаешь? — Чимина гложило осознание, присутствие чего-то несвойственного нуллам, чего-то, что не существовало еще два месяца назад у Юнги. Но размышлять было некогда. — Я вернулся, Чимини. Вернулся насовсем. Пак медленно провел рукой по своему поясу, беспочвенно надеясь на оружие, словно оно само материализуется там, предвидя, что хозяину нужна защита. Но тщетно. — Не подходи, — рявкнул Пак, когда Чон шагнул к нему, чуть раскрываясь, будто захотел обнять, показать отсутствие враждебности. — Не подхожу. — Почему тебя убрали с поста? — даже если бы Чимин захотел, то не смог бы заговорить с Хосоком слишком строго. Получалась в остатке обычная болтовня, как если бы Патриэм был всё тот же, где все живы, всё как прежде. — Не соответствую занимаемой должности. Чонгук-щи разрешил уйти, — Хосок улыбнулся. Той самой улыбкой, яркостью превосходящей хоровод из белёсых солнц. Любимой, родной, самой честной из всех улыбок. Нет, её нельзя спародировать, сыграть на публику. Невозможно, она уникальна. И только теперь Пак понял, что так терзало его. — Ты! — он, как детектив, раскрывший жестокий обман, убийство, подлость. Но состояние не походило на восторг. Чимин был уверен, что выглядел в момент своего озарения именно так, как и Тэхен, встречающий его в дверях. Истинное счастье, — Ты не нулл! Не нулл, Хосок-а. И это его «Хосок-а» совсем жалобное, скулящее. И Чон не выдержал, буквально обжигая радостью, наконец сделал несовершённые шаги вперед. — Я ведь ревновать буду, ну! — Тэхен вошел в комнату с двумя стаканами, наполненными дымящийся жидкостью, похожей на кофе, и вопреки обиженной интонации довольно зыркнул в сторону обнимающихся и смеющихся друзей, тискающихся с такой отдачей, что легко могли бы поломать друг друга. — Я знал, что ты поймешь, — Хосок в последний раз крепко сжал Чимина в объятиях и отлип, продолжая обнимать за шею одной рукой. — Я жил среди нуллов, не забывай. А в одного даже влюбился, — Чимин замолчал, обдумывая. — Я рад, что теперь всё иначе. — Но как так, хён? Эта пластина, эта одежда, пост начальника нуллов, твой взгляд, он был таким... — Безразличным? — Чон с наслаждением сделал глоток кофе из предложенной Тэхеном кружки. — Безэмоциональным, — поправил Пак, благодаря Кима-младшего и повторяя действия хёна. — Это всё моё актерское мастерство. Мне было ужас, как страшно! Не хотел ввязываться в эту «войну престолов», но я должен был. Мы все должны были. Моя задача состояла в том, чтобы не позволить нуллам помешать трансляции собрания. А пластину, кстати, Джин завтра пообещал снять. — Ты даже не представляешь, что я почувствовал, когда увидел тебя тогда. По телевизору, — Пак поставил кружку на комод и с новой силой кинулся на шею хёна, — Чуть не умер, серьёзно. Возненавидел Намджуна. — Мне было тяжело решиться, ты ведь знаешь, что смелости во мне не слишком много, — Хосок отодвинул Чимина от себя, обхватил его лицо ладонями и с щемящей сердце отеческой нежностью заглянул в глаза, — Ты всем нам дал силы, Чимин. Поверь, мы восхищаемся тобой. Благодаря тебе и мы осмелились на то, что общество может не принять. — Я не думаю, что достоин всех этих благодарностей, — Пак развернулся к стоящему в стороне Тэхену, подозвал того к себе и, дождавшись сближения, обнял их обоих. Они засмеялись, стукаясь лбами и громко охая, понимая, что именно о таком финале мечтали. А это значит, что всё было не зря. Не напрасно.