Сириус. Убить нельзя влюбиться.

4 часть.

После ухода Намджуна, Чимин около  часов строил план по убийству Юнги, а к началу третьего часа начал безумно нервничать, думая, что план не идеален. «Примерно через час после того, как он ляжет спать, зайду в комнату, попробую позвать его и если не откликнется — навожу прицел и стреляю. А что, если откликнется? Всё равно стрелять? Авось у сонного нулла реакция не настолько хороша, как у бодрого». — Айщ, — Пак взъерошил волосы на голове и откинулся на спинку дивана. Разум подсказывал, что Мин Юнги должен умереть, потому что заслужил, потому что убийца, потому что монстр, потому что. Что? Способен убивать?

И Чимин тоже способен. Но ведь Юнги убивает невинных тоже и Минсун не единственная погибшая во славу закона от рук нулла. Пак просто ходил из комнаты в комнату и ощущал каждый нерв в своём теле, понимая о чём говорил Намджун. Убить человека, не важно какого, слишком тяжело, но Чимин пытался успокоить себя словом «должен», но в противовес ему возникало — «имею ли я право?» и эти мысли рвали изнутри. Еще вчера он был уверен в своём решении, но чем ближе ночь, тем больше сомнений и неясной горечи. Чимин не сразу понял, что стоит посреди спальни нулла, упершись коленями в край кровати. Она была аккуратно заправлена и, Пак уверен, ещё и разглажена ладонями. — Нулл-перфекционист, как мило, — вслух сказал Чимин и полез на кровать, одергивая покрывало. Врожденное любопытство не давало Паку жить спокойно и на данный момент ему вдруг захотелось узнать чем пахнет нулл. — Надеюсь не машинным маслом и потом, — Чимин скривил рот, выдохнул и припал носом к белой простыне, стоя на коленях и выпячивая круглый зад. На удивление запах оказался не просто приятным, но и самым любимым для Пака. Он сразу вспомнил, как полгода назад Тэхёну в продовольственном пайке попались кокосовые конфеты в ярко-красной обёртке, и он поделился ими с друзьями. Тогда-то Чимин и влюбился в запах кокоса, с точной уверенностью, что запомнит его навсегда. И вот теперь он стоит в весьма откровенной позе, вынюхивая этот самый кокосовый запах с кровати нулла, которого собрался в скором времени лишить жизни. — Что ты делаешь? — раздался за спиной низкий голос. Чимин вскинул голову и посмотрел за своё плечо, продолжая стоять на четвереньках, но завидев потрёпанного Юнги, стоящего в дверном проёме, подался в сторону и мешком рухнул на пол, мигом вскакивая и вытягиваясь по струнке смирно, перепугавшись так, словно его застукали за установкой ядерной бомбы. — Я ничего не нюхал, — проблеял Пак. — Я не спрашивал, нюхал ты или нет. Я спросил, что ты делаешь, — Юнги вытащил из своих смоляных волос жёлтый сухой лист и положил его всё на тот же стул, стоящий у двери, — Зачем ты нюхал мою кровать? — Я. Я. Просто, — достойную причину для такого поступка найти не удавалось, — А ты почему дома? И. Почему. Почему ты так выглядишь? Только сейчас, приглядевшись, Пак заметил еще один сухой поломанный лист, запутавшийся в густой чёлке и отсутствие верхней пуговицы на безрукавке. Правая рука оцарапана чуть выше локтя. Рана кровоточила и чуть посинела от низкой температуры на улице. Мина будто заставили пробежать через непроходимую чащу леса. — Я спешил сюда, — Юнги тряхнул головой и провел пальцами по чёлке, стряхивая мусор, — И срезал через парк, чтобы быстрее было. — Спешил? — Чимин закатил глаза к потолку, вспоминая нигде ли он не напортачил, вполне возможно, что нулл спешил на правонарушение, — Зачем ты спешил? — Тебе нужна была помощь, — Юнги сделал пару шагов в сторону Пака, — Я почувствовал твой страх. — Что за бред? — Чимин отступил назад, упираясь спиной в дверь ванной комнаты, — Ты не можешь чувствовать. ‌- Предназначенного — могу. И это делает меня слабее. Я хотел убить тебя тогда, в камере, потому что из-за нашей связи мне трудно выполнять свои служебные обязанности, но у меня не вышло. А потом и Правитель запретил тебя трогать до свадьбы, — половицы заскрипели под напором кожаных сапог. — Не подходи ко мне, тварь, — Пак напрягся и ухватился одной рукой за ручку двери ванной комнаты, спешно строя путь к отступлению. Ужас сковал мышцы и сознание помутилось. Чимин посмотрел в глаза Юнги, наталкиваясь в них на привычный холод, сам того не замечая, вытянул руку вперед и ухватился ею за кофту на груди нулла, сжимая настолько крепко, что тот поморщился. «Ну вот и всё. Ну вот и всё, Чимин» — Пак произнес это мысленно, но Мин словно услышав его, остановился. Чимин ощущал как по руке, сжимающей одежду нулла, поползли мурашки, переходя выше, принося жгучую боль в плечо. — Мне больно, — он шептал, как-то даже слишком жалостливо, не видя, что Юнги не двигается. Стоит, зажмурившись и дрожит, обхватив запястье Пака вспотевшей ладонью, являясь причиной уколов и рези в чиминовой руке, — Хватит. Хватит. Больно. — Посмотри на меня, — Мин приказал, глотая капли пота, ручьём стекающие по лицу. Пак снова заглянул в ледяное пространство и замер, видя как обычно широкие зрачки и безразличие, хотя розоватые губы что-то шептали, чего Чимин никак не мог разобрать, сдаваясь постепенно и оседая в его руках. Юнги отцепил от себя ладонь парня, не выпуская, вглядываясь в безжизненно-блеклое лицо, на котором ещё несколько минут назад был стыдливый румянец. Чимин замер, поддаваясь руке, прибившей его плечо к двери позади, и вдохнул, пропуская в ноздри, запах кокоса от влажной кожи нулла. Этот запах. Он вернул его к нежно-беззаботному времени, когда босой Тэхен примчался к Чимину домой, бережно укрывая в ладонях те самые конфеты. — Почему ты босиком? — Чимин звонко смеялся, умиляясь с подобной картины. — Я спешил к тебе, посмотри-посмотри, там написано, что они кокосовые, — он улыбнулся, поджимая губы, — Ты просто обязан скушать хотя бы одну. Тогда Тэхен и не подозревал, что спустя время Чимин будет дышать запахом вкуснейших на свете конфет, исходившим от кожи его же убийцы. Юнги захрипел, словно боролся с демонами, живущими внутри него вместо души, и уткнулся лбом во вздымающуюся грудь Чимина, оставляя следы от бледных пальцев на его предплечьях. Он словно погибал в ту самую минуту, пока его жертва боролась за жизнь, упираясь коленом в чужой живот. — Отпусти. Отпусти, прошу тебя, — Чимин шептал и ударялся затылком в дверь, не в силах вернуть телу возможность управлять собой и оторвать руки убийцы от трещавшей по швам кожи. Он ощущал жжение в затылке от ударов, но не прекращал, боясь не заметить собственной смерти. Больно — значит ещё жив. Внезапно воздуха не стало, а внутренности уже утопали в густой пышущей лаве, лишая земли под ногами. Чимин содрогнулся и упал на колени, не сдерживаемый больше никем. Удар. Лицо горит, а во рту металлический привкус, отчего наружу рвется возглас, перерождаясь на выходе в хрип. Пак тянет руку вперед, касаясь кончиками пальцев грубой ткани штанов Юнги, и падает вниз, разбивая нос о паркет, пачкая кровью, как всегда начищенные до блеска ботинки Мина. Его грубо хватают за растрёпанные волосы и тянут наверх, заставляя вскинуть голову. Юнги смотрит. Долго. Прямо в глаза. А Чимин по-детски хватается за его воротник и тянется к нему, обезумев окончательно, надеясь спрятаться от боли в районе пахнущей кокосом шеи. Он хочет уткнуться разбитым носом в ароматную кожу, потому что также делал с Намджуном с самого детства. Это успокаивало. Но ему не дают, толкаясь ледяным дулом пистолета в мокрый лоб, разбивая слипшуюся от пота и крови чёлку надвое и отодвигая мальчишескую голову от себя подальше.