Сириус. Убить нельзя влюбиться.

10 часть.

3 года назад

— Все четыре Патриэма должны принадлежать нам. Начнем с них, прежде, чем вся Азия склонится перед новым Правителем, — черно-красный ханбок был длиннее нужного и тянулся вслед за мужчиной, который, не переставая нарезал круги по главной зале дворца. — Правитель, Южный Патриэм славится своей гвардией нуллов. Мы легко можем приступить к захвату прилегающих территорий. — Главный советник, — мужчина остановился и бросил пронзительный взгляд сначала на советника, чей возраст уже превзошел отметку в шестьдесят лет, а затем и на остальных троих присутствующих людей, — Нуллы недостаточно обучены для захвата чуждых территорий. Потребуется, как минимум, несколько лет для реализации плана. Думаю, что начальнику Мину хватит времени для тренировки своих людей.

— А что делать нам с сыном? — человек в длинной черной рясе, являвшийся верховным хранителем, рассеянно крутил облысевшей головой, — Чонгуку вот-вот камень предназначения определит девушку. — Вам с Чонгуком, — Правитель подошел к молодому парню, сидевшему рядом с верховным хранителем и покорно склонившему голову, — Необходимо досконально изучить то, что я вам пришлю. Низ черно-красного ханбока замер у ног юноши на долгие секунды. — Свадьбу Чонгука, если она будет намечена в ближайшее время, нужно будет отменить. — Перенести на несколько лет? — слабый голос взметнулся под потолок главного дворца. Четыре пары глаз устремились в сторону Чонгука. — Нет. Отменить. Тебе в ближайшие года непозволительно отвлекаться на семью. Это порушит все наши планы, — огласил приговор Правитель и, небрежно взмахнув рукой, вышел из залы. Быть сыном верховного хранителя не так-то просто. Как и в принципе быть уроженцем привилегированной семьи. Чонгук изучал различные науки, в том числе этикет и международную экономику, его натаскивали на тот путь, который подготовил ему сам Правитель, лишенный наследника. Чонгук должен был стать следующим представителем традиционной главенствующей семьи, взошедшим на престол. Юношу тешило лишь то, что камень предназначения мог определить ему в жены ту, которую он любит. Шанс ведь есть всегда. И это грело душу, заставляло жить и дышать глубоко. Минсун. Прекрасная студентка, с добрыми глазами и тонкими губами, которые бессменно растягивались в смущенной улыбке, стоило Чонгуку проехать или пройти рядом. Красавица перекидывала толстую косу с одного плеча на другое, гордо задирала подбородок и откровенно при этом, смущаясь, проходила мимо. Чонгук восхищался ею, восхвалял всю ту прелесть черных глаз, что рассекали мрак в его сердце и мечтал, чтобы она оказалась его судьбой. Он точно не вспомнит, какой это был день и насколько ярко светило солнце, но точно вспомнит, как все произошло. Чонгук проезжал по торговой площади, сидя в салоне государственного автомобиля, а Минсун, завидев его, как всегда задрала голову, схватила вместительную корзину с домашними яблоками и, качая бедрами, устремилась мимо машины, словно лебедь, вытягивая шею. И оба засмотрелись друг на друга, не замечая грузного мужичка, тянущего за собой огромный тюк со свежим сеном. Минсун громко вскрикнула, врезаясь животом в откляченный толстый зад торговца и полетела на землю, раскидывая наливные яблоки по площади. Люди заохали, запричитали. Дети наслаждались зрелищем и хохотали, называя Минсун «растяпой», а та в свою очередь боялась даже взгляд поднять на подлетевшего к ней Чонгука. Она трепетала всем телом, прижимаясь к нему и краснея, похлеще краснобоких яблок, а он улыбался лучезарно, шепча что-то наподобие: «Меня зовут Чонгук, давай будем дружить». Спустя несколько месяцев после собрания, где Правитель объявил их планы на ближайшие года, Чонгук ходил сам не свой, прекрасно понимая, что если совсем скоро камень судьбы пропишет рядом с его именем имя его предназначенной, то все полетит к чертям. Правитель не будет откладывать свадьбу, потому что просто не сможет оправдаться перед народом. Рассказывать свои планы на предстоящую войну он, естественно, тоже не станет. Поэтому выход будет один — убить предназначенного и сделать так, чтобы убийство оказалось оправданным. В один из дней, завидев в дверном проеме своей комнаты отца и конверт в его руке, Чонгук не сомневался ни на секунду, что в том конверте её имя. Не сомневался в том, что ему придется прыгнуть выше головы, чтобы потом не ронять слезы, опуская красивейшие на свете цветы вниз к надгробным плитам. Но тщетно. Минсун. Великолепная, скромная Минсун. Разве заслужила она такого мужа, за которым тянется шлейф, сотканный из дворцовых переворотов и сопутствующих смертей? Чонгук не свободен, он скован по рукам и ногам, а всё что у него есть и будет — решают первые лица Патриэма. Он, безусловно, знал, что отец вызывал Минсун к себе и наказал ей воспротивиться свадьбе. Наказал ей соврать, чтобы быть убитой и при этом выгородить своих убийц. Чонгук не присутствовал на церемонии бракосочетания. Он разбивал костяшки о стены своей комнаты, где был заперт, сдерживаемый армией нуллов, стоящих за высокими дверями. Он плакал и пачкал кровью лицо, находясь в состоянии не многим далеком от смерти, наблюдая, как кожа на руках расходится, израненная резными выступами на стенах. Он терял рассудок и кричал. Чонгук находился в ничтожных метрах от того места, где умирала Минсун под напуганным взглядом парня, которому не повезло стоять там вместо него. За неё не заступились. Минсун не стало, а вместе с ней умер и Чонгук. И возродился вновь, только в разы сильнее и озлобленнее. Он поклялся, что Правитель умрет быстрее, чем старость заберёт у него последние силы. И пускай это не вернет любимую Минсун, пускай её добрые горчичные глаза больше никогда не посмотрят на Чонгука. Пускай. Главное, что Правитель на себе прочувствует каково это, когда на твоей стороне лишь смерть.