После того, как я узнал, что Эдвину на самом деле 162 года, я уже не мог смотреть на него, как прежде, то есть как на вредного беззаботного ребёнка. Если честно, я думал, что такие сущности, если их так можно назвать, которые живут долго или вообще бесконечно, занимаются какими-то важными делами, посвящают себя науке, ищут уединения, уходят медитировать в горы, но... Но уж точно не отбирают у студентов кабинеты фортепиано, не скитаются по университету в облике ребёнка в поисках жертвы, которая, ссылаясь на миловидную внешность, купит ему мороженое. Если бы не Шарлотта, я бы, может быть, никогда и не узнал бы об этом. Да точно бы не узнал! Этот мальчишка, я уверен, использовал бы меня столько, сколько мог бы, пока я бы не начал подозревать, что что-то не так. Да и мальчишкой назвать его теперь крайне сложно... Проворный дед? О боже, нет, ещё хуже. Пусть будет мальчишкой.
Сегодня, как правило, в университете студенты обживаются, заселаются, как следует, изучают своё расписание, обсуждают что-то с преподавателями. В общем, подготовительная классика. Из нас четырёх сегодня в хлопотах погряз только Крис, поскольку сначала он решил узнать своё расписание и заранее забрать необходимую программу и материалы, а потом учителя весь день просили его о помощи с документами и с другими первокурсниками, а мне, Шарлотте и Эдди делать было нечего. Почти. Единственным нашим неповторимым занятием, которое каждый раз по причине «просто так» превращалось в цирк, был поход в трапезную. Кажется, повара возненавидели нас всеми клеточками их душ. Что там за эти пять или шесть приёмов пищи не происходило: смех, похожий на крик чайки больше, чем на звук, который, как правило, способен издавать человек, пара разбитых чашек (спасибо Эдди, который путается под ногами, и я клянусь, бог его накажет, если тот, конечно, сам богом не является), залитые непонятно чем столы, и, как следствие, уборка. В общем, мы 90% времени провели именно там, в трапезной. В принципе, я уже начинал думать над тем, чтобы переехать из своей комнаты туда, и если бы это было вполне этично, я бы так и сделал.
Конечно, из трапезной мы всё-таки выходили (невероятно). Правда, ненадолго. И не сказать, чтобы я хотел это делать. Нет, я не похож на обжору, просто есть одна причина для этого, очень, очень веская причина... Когда я заходил в уборную, я снова поймал на себе взгляд. Знакомый. Знакомый и забытый одновременно. Я всерьёз задумываюсь над тем, что у меня паранойя, потому что не считаю подобное ощущение нормальным, ведь раньше я никогда не испытывал подобного. И да, что ни странно, я чувствовал именно мамин взгляд. Но если это паранойя, то почему именно мама? Я, конечно, не могу сказать, что мне было уже плевать на неё. Я помнил, и мне было тоскливо. Но не настолько, чтобы искать её образ во всех вещах, которые я вижу. У меня было такое чувство, будто она сама ищет меня. Находит. И смотрит в упор. В затылок, сбоку, прямо в глаза. Я оборачивался пару раз, потому что чувствовал, как холодный взгляд устремляется мне прямо в затылок, но... Видел перед собой лишь глянцевую плитку, а в ней — своё отражение. Сначала это казалось мне даже забавным, и, войдя в уборную, я сразу вспомнил про мать, подумал про себя: «ну мам, не смотри... », посмеялся над собственными мыслями. Да, мне было горестно. Да, мне было тоскливо. И даже когда я шутил у себя в голове, то всё равно не мог делать это без ощущения какой-то пустоты. Но я не был одержим происшествием. Я думал, что начал отходить. Что это за странная паранойя? Почему? Я не вижу на это объективных причин.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Дорогой читатель...
Adventure17-летний Виктор Уолтерс переезжает в другой город, чтобы начать учёбу в академии, в которой его мать некогда была директрисой. Прямо перед поездкой она неожиданно умирает, о чём Виктор получает известие. По приезде в Тоберг герой начинает собственн...