За ужином молодой человек, танцевавший в первой паре, сел
за наш, детский, стол и обращал на меня особенное внимание,
что немало польстило бы моему самолюбию, если бы я мог, после
случившегося со мной несчастия, чувствовать что-нибудь. Но
молодой человек, как кажется, хотел во что бы то ни стало
развеселить меня: он заигрывал со мной, называл меня молодцом
и. как только никто из больших не смотрел на нас, подливал мне
в рюмку вина из разных бутылок и непременно заставлял
выпивать. К концу ужина, когда дворецкий налил мне только
четверть бокальчика шампанского из завернутой в салфетку
бутылки и когда молодой человек настоял на том, чтобы он налил
мне полный, и заставил меня его выпить залпом, я почувствовал
приятную теплоту по всему телу, особенную приязнь к моему
веселому покровителю и чему-то очень расхохотался.
Вдруг раздались из залы звуки гросфатера, и стали вставать
из-за стола. Дружба наша с молодым человеком тотчас же и
кончилась: он ушел к большим, а я, не смея следовать за ним,
подошел, с любопытством, прислушиваться к тому, что говорила
Валахина с дочерью.
- Еще полчасика, - убедительно говорила Сонечка.
- Право, нельзя, мой ангел.
- Ну для меня, пожалуйста, - говорила она, ласкаясь.
- Ну разве тебе весело будет, если я завтра буду больна? -
сказала г-жа Валахина и имела неосторожность улыбнуться.
- А, позволила! останемся? - заговорила Сонечка, прыгая от
радости.
- Что с тобой делать? Иди же, танцуй... вот тебе и кавалер,
- сказала она, указывая на меня.
Сонечка подала мне руку, и мы побежали в залу. Выпитое
вино, присутствие и веселость Сонечки заставили меня
