"Как мог я так страстно и так долго любить Сережу? -
рассуждал я лежа в постели. - Нет! он никогда не понимал, не
умел ценить и не стоил моей любви... а Сонечка? что это за
прелесть! "Хочешь?", "тебе начинать".
Я вскочил на четвереньки, живо представляя себе ее личико,
закрыл голову одеялом, подвернул его под себя со всех сторон
и, когда нигде не осталось отверстий, улегся и, ощущая
приятную теплоту, погрузился в сладкие мечты и воспоминания.
Устремив неподвижные взоры в подкладку стеганого одеяла, я
видел ее так же ясно, как час тому назад; я мысленно
разговаривал с нею, и разговор этот, хотя не имел ровно
никакого смысла, доставлял мне неописанное наслаждение, потому
что ты, тебе, с тобой, твои встречались в нем беспрестанно.
Мечты эти были так ясны, что я не мог заснуть от
сладостного волнения и мне хотелось поделиться с кем-нибудь
избытком своего счастия.
- Милочка! - сказал я почти вслух, круто поворачиваясь на
другой бок. - Володя! Ты спишь?
- Нет, - отвечал он мне сонным голосом, - а что?
- Я влюблен, Володя! решительно влюблен в Сонечку.
- Ну так что ж? - отвечал он мне, потягиваясь.
- Ах, Володя! ты не можешь себе представить, что со мной
делается... вот я сейчас лежал, увернувшись под одеялом, и так
ясно, так ясно видел ее, разговаривал с ней, что это просто
удивительно. И еще знаешь ли что? когда я лежу и думаю о ней,
бог знает отчего делается грустно и ужасно хочется плакать.
Володя пошевелился.
- Только одного я бы желал, - продолжал я, - это - чтобы
всегда с ней быть, всегда ее видеть, и больше ничего. А ты
влюблен? признайся по правде, Володя.
Странно, что мне хотелось, чтобы все были влюблены в
Сонечку и чтобы все рассказывали это.
- Тебе какое дело? - сказал Володя, поворачиваясь ко мне
лицом, - может быть.
- Ты не хочешь спать, ты притворялся! - закричал я, заметив
по его блестящим глазам, что он нисколько не думал о сне, и
откинул одеяло. - Давай лучше толковать о ней. Не правда ли,
что прелесть?.. такая прелесть, что, скажи она мне: "Николаша!
выпрыгни в окно или бросься в огонь", ну, вот, клянусь! -
сказал я, - сейчас прыгну, и с радостью. Ах, какая прелесть! -
прибавил я, живо воображая ее перед собою, и, чтобы вполне
наслаждаться этим образом, порывисто перевернулся на другой
бок и засунул голову под подушки. - Ужасно хочется плакать,
Володя.
- Вот дурак! - сказал он, улыбаясь, и потом, помолчав
немного: - Я так совсем не так, как ты: я думаю, что если бы
можно было, я сначала хотел бы сидеть с ней рядом и
разговаривать...
- А! так ты тоже влюблен? - перебил я его.
- Потом, - продолжал Володя, нежно улыбаясь, - потом
расцеловал бы ее пальчики, глазки, губки, носик, ножки - всю
бы расцеловал...
- Глупости! - закричал я из-под подушек.
- Ты ничего не понимаешь, - презрительно сказал Володя.
- Нет, я понимаю, а вот ты не понимаешь и говоришь
глупости, - сказал я сквозь слезы.
- Только плакать-то уж незачем. Настоящая девочка!
