Шрамы на память [ЗАКОНЧЕН]

И звёзды мирно падали, как будто для меня

Я каждый раз успеваю удивиться росту Шастуна. Сейчас, в крошечном пространстве его прихожей, когда Антон приближается, он кажется просто нереальным гигантом. А чтобы посмотреть на него, мне приходится немало задрать подбородок. Что и говорить, я не привык смотреть на людей снизу вверх со своим ростом.

- Блин, Арс, правда что ли?! Серьезно, прямо сегодня?!

В ответ на мой молчаливый кивок, Антон, отсвечивая в полумгле коридора шальными, счастливыми глазами, тяжело дышит от нарастающего волнения, а потом вдруг неожиданно сгребает меня в охапку и крепко сжимает в тугих объятиях.

- Спасибо!.. Арс, спасибо тебе!

Он горячо дышит мне в волосы на макушке, плотнее смыкает руки у меня на спине и прижимается всем телом. Я стою полностью одетый, в теплом пальто, обмотанный шарфом, в перчатках, но все равно чувствую исходящий от Шастуна безумный жар. Отстраниться не получается, и лишь когда я неуверенно поднимаю руки и обнимаю его в ответ, в голове невзначай мелькает мысль, что мне нужно поторопиться, если я не хочу опоздать на работу.

Заскочить к Шастуну с утра было не самой лучшей затеей. Сообщить о согласии Леши на помощь и его звонке наркологу вполне можно было и по телефону. Однако ноги сами понесли меня по уже протоптанной дороге. И стоя сейчас в объятиях Антона, чувствуя, как его жар передается мне, я начинаю понемногу жалеть о своем поступке. Отходить Шастун не торопится, а его близость перестает приносить первичный дискомфорт, даже несмотря на то, что рубашка уже липнет к спине от выступившей испарины.

Разобраться в себе не выходит. Там сейчас такая же сизая полумгла что и вокруг нас. Я не рискую сунуться внутрь, потому что откровенно боюсь того, что могу там найти. Разметанные обломки после вчерашнего разговора с Лешей, битое стекло, разбросанное сильным ветром, и острые грани, которые только и ждут, чтобы я вновь с разбега на них налетел. Но там уже есть и что-то еще. То, что никак не может иссохнуть до конца. И, как я с горечью медленно начинаю понимать, уже и не иссохнет. Не умерло за восемь лет неизвестности, не умрет и теперь.

Протолкнуть руку между нашими телами оказывается не так просто, как я ожидал. Антон не отстраняется ни на миллиметр, все так же крепко прижимает меня к себе, обвивая голыми, худыми руками, словно цепями. Такими хрупкими на вид, но в действительности невероятно сильными. Упираюсь ладонью ему в грудь, пытаюсь отодвинуться, отворачиваюсь, но тут же неосторожно касаюсь кончиком носа теплой ключицы, обнаженной широким воротником футболки. Антон тут же вздрагивает, словно от секундного разряда тока, и этот же самый разряд стократно проходится и по мне, вибрацией оседая где-то в глубине.