Она превосходна! Словно сбитая в полёте меткой пулей большая птица раскинула чёрные крылья на заснеженном берегу замёрзшей реки. Лохмотья драного плаща — как растрёпанные перья, ножка в когда-то белом чулке выпрастывается из них, словно птичья лапка. Хорошенькое личико, при жизни дурашливое и довольно бессмысленное, застыв, приобрело черты некоего величия и строгости. Но не мертвенности — словно молодая госпожа прикрыла глаза, задумавшись о чём-то важном. Интересное сопоставление — птица и госпожа. Отличное название для работы: «Принцесса воронов».
Странная игра моих ассоциаций объяснялась просто — чёрные вороны уже несколько минут кружили над берегом, сверхъестественным чутьём установив место добычи. Прекрасно, моя идея начинала работать. Я опустился на корточки перед телом, ещё полчаса назад бывшим деревенской дурочкой, бредущей куда-то по своим бессмысленным делам, а теперь ставшей материалом, из которого художник создаст шедевр.
Да, это будет мой шедевр, я знаю это. Эта натура — именно то, что я предчувствовал и искал с самого начала, когда искусство впервые захватило и понесло меня в своём божественном потоке.
Я опустился на корточки и провёл ладонью по холодному, но ещё пластичному лицу. «Как же её звали? Она же сказала мне», — мелькнула вдруг странная мысль. Какое мне до этого дело? У неё больше нет старого имени, отныне и навсегда, сколько люди будут восхищаться моими творениями, она — Принцесса воронов.
Повернув голову так и эдак — она легко двигалась на сломанной шее — я, наконец, нашёл нужный ракурс. Теперь следовало работать ювелирно и быстро — на февральском морозце моя принцесса быстро коченела. Я достал из саквояжа несессер с инструментом и открыл его. Сначала глаза. Оттянул пинцетом веко. Глаз, конечно, страдальчески закатился. Ничего, дело поправимое. Придерживая веко, вторым пинцетом аккуратно возвратил глазное яблоко на место. Теперь надо зафиксировать. Заменил пинцет зажимом, достал иглу и шовный материал. Два-три стежка, и веко уже не опустится.
Но глаз тускл, даже на фото будет ясно, что в камеру глядит покойница. А на это у меня есть глицерин. Пара инъекций, и глаз блестящ и жив. Нет, неправда — слишком блестит для живого. Но на снимке будет в самый раз, да ещё и ретушь...
Когда я делал первые шаги в искусстве, меня замучил один трёхлетний паршивец, решивший скоропостижно скончаться — несомненно, назло родителям. Те были состоятельными людьми, имевшими возможность оплатить мои услуги — они уже тогда стоили недёшево, я всегда держал марку и не опускался до демпинга. Пусть этим занимаются мои бездарные последователи. В общем, заказ мне был обеспечен. Я сделал всё, как надо: вымыл тушку, нарядил в лучшие одёжки, где надо подкрасил, закрепил в положении верхом на деревянной лошадке. А вот с глазами была беда — никак не хотели походить на живые. Иногда их можно оставить закрытыми, но это был не тот случай.
