13

976 18 4
                                    


Тихий шорох шагов в пустом коридоре отдалялся, и Тэхён, едва прикрыв глаза, ощутил, как холодная плитка давит на его ступни. Стены особняка, обычно безмятежные, сегодня казались враждебными: каждый гулкий звук отдавался эхом, напоминая о его собственной уязвимости. Он медленно опёрся спиной о камень, сжимая в руке выстиранную рубашку — единственную «собственность», которую пока ещё мог контролировать.

Вдруг — толчок.

Тэхён едва успел вздрогнуть. Поворота головы не хватило: тело оторвалось от пола, и он полетел вперёд. Ступени под ним мелькали в замедленной киноплёнке. Хруст — не один, а три или четыре, — и жгучая боль в боку, как раскалённый нож. Лицо уткнулось в холодную плитку, откуда кровь смешалась со слезами.

Он задыхался, руки бессильно пытались найти опору. В ушах звенело, а перед глазами плясали тёмные круги. Чужие голоса — насмешливые, приглушённые — доносились издалека. А потом — надрывный шёпот:

— Соль? — прошептал он, но ответа не последовало.

В следующее мгновение сильная рука подхватила его под плечи и аккуратно, почти бережно, приподняла. Он увидел знакомое лицо — Гёна. В его взгляде горело нечто большее, чем беспокойство: страх потерять, гнев на обидчика и... теплота, которую Тэхён давно не испытывал.

— Эй, — тихо сказал Гён, опуская Тэхёна на площадку. — Ты жив?

Тэхён едва кивнул, грудь сжимала боль, дыхание сбилось. Он пытался поднять руку, но она не слушалась. Тогда Гён осторожно подхватил его за запястье:

— Я отнесу тебя к врачу.

Он поднял Тэхёна на руки, как тряпичную куклу, и понёс вниз по коридору. Каждое движение отзывалось вспышками боли: в боку, в плечах, в разбитом запястье. Тэхён стиснул зубы, не давая голосу прорваться наружу. Боль и унижение стали единым сплетением.

В больничной комнате было слишком тихо. Белые стены, ровные ряды шкафов, мягкий запах антисептика. Тэхён лежал на кровати, простыня едва прикрывала его тело. Доктор, не задавая вопросов, провёл осмотр: нажал на бок, ощупал ключицу, осторожно развернул бинты на руке и сменил их. Каждое прикосновение было словно прикосновение пламени.

Тэхён смотрел в потолок. Казалось, что время застыло. В его сознании метались мысли: «Кто толкнул меня? Почему именно я?» Он вспомнил Соля — холодный взгляд, обидная усмешка, этот толчок в спину. Но в этом доме слабость карается жестоко, и Тэхён знал: только Чонгук решает, кому жить, а кому сломаться.

Когда доктор вышел, дверь приоткрылась, и в проёме появился силуэт. Он не спешил. Каждый шаг отдавался в груди. Тэхён опустил голову, но чувствовал, как чья‑то тень накрывает его.

— Ты проснулся, — ровным голосом произнёс Чонгук.

Тэхён медленно поднял глаза. В комнате стало холодно. Чонгук стоял у изголовья, лицо без эмоций, а взгляд... в нём пряталась тень, которую Тэхён не мог сразу разобрать.

— С тобой всё в порядке? — спросил Чонгук, но это не был вопрос. Это был приговор.

— Больно... — с трудом выдохнул Тэхён. — Болят бок и рука.

Чонгук кивнул, словно отмечая галочкой очередную слабость.

— Кто это сделал? — тихо спросил он.

Тэхён замолчал. Он не хотел врать, но не мог и обвинить Чонгука.

— Не знаю, — прошептал он. — Просто толкнули.

Чонгук подошёл ближе. Его лицо было в нескольких сантиметрах от Тэхёна.

— Я не допускаю ошибок, — сказал он так тихо, что голос прозвучал как холодный яд. — Ни в людях, ни в своих игрушках. Если кто‑то осмелится причинить тебе боль... я найду этого человека.

Он выпрямился и сделал шаг к двери, но прежде чем уйти, добавил:

— Запомни: твоё место — здесь, под моим контролем. И ни на шаг в сторону.

Дверь закрылась тихим щелчком. Тэхён остался один, сердце колотилось, словно пыталось вырваться наружу.

Поздним вечером, когда особняк погрузился в полумрак, Тэхён пробрался в стеклянную галерею — своё укрытие от глаз других. Там, среди засохших цветов и пыли, он впервые осмелился прикоснуться к ране на шее Чонгука, о которой узнал случайно: мельком увидел светлый шрам под воротником, когда Чонгук наклонился к врачу.

Он прижался лбом к стеклу, глядя на отражение: израненный омега с мутными глазами, в которых ещё теплилась искорка протеста. Но больше всего он чувствовал: Чонгук боится потерять контроль. Его слова и поступки — не просто жестокость, а попытка заглушить что‑то в себе.

Тэхён прошептал:

— Я не вещь... но если вы так боитесь потерять меня, значит, я значу для вас больше, чем все остальные.

В его словах не было гордости, лишь тихая решимость. Он прикрыл глаза и вновь увидел в воображении шрам на шее Чонгука.

Это был первый ключ. И теперь Тэхён знал, что ради разгадки этой тайны он готов на всё — даже если придётся разрушить себя окончательно.

Мне БольноМесто, где живут истории. Откройте их для себя