impulse control disorder ☹ a.i. [ru translation]

десять; зеркальные стены.

+

мать еще раз ударила ее по лицу, но робин лишь опустила голову, уставившись в пол.

- иди в свою комнату. и чтобы я больше никогда не видела твое поганое лицо, - женщина буквально выплюнула эти слова и взяла очередную бутылку пива, уходя из дома.

слезы не переставая текли по лицу робин. она громко всхлипнула и опустилась на холодный пол, притянув худощавые коленки к груди и закрыв лицо окровавленными ладонями.

боль все никак не утихала, и она уже несколько раз успела пожалеть о том, что сбила костяшки, много раз ударяя кулаком об стену.

после попыток успокоить свои рыдания в течение нескольких минут, робин встала на ноги. она не чувствовала ничего, кроме жуткой головной боли и раздирающей душу тоски. она ненавидела себя, она ненавидела весь мир.

ссора между робин и ее мамой была очень серьезной. ее мать дважды дала ей пощечину, ударила и обозвала ее множеством оскорбительных слов, для перечисления которых потребовалась бы по крайней мере неделя. робин знала, что это чересчур неправильно, но она ненавидела свою мать.

робин пошла в свою комнату, где было по несколько зеркал на каждой стене. только пару месяцев назад она поняла, зачем ее мать установила так много зеркал здесь.

они должны были вгонять робин в ужас, потому что она ненавидела себя. обычно она искала в себе недостатки, придираясь к каждой мелочи, которая ей не нравилась, но сегодня все было по-другому. ненависть к себе достигла высшей границы, и она ударила кулаком прямо в свое отражение, из-за чего рука стала болеть еще больше.

зеркало треснуло, и робин запаниковала. мать убила бы ее за трещину на стекле, но тогда робин было плевать.

боль, доводящая до онемения, которую причинила ей мать, и близко не стояла с той, которую она причиняла себе сама.

она закатала рукав свитера и прошлась дрожащими пальцами по следам от ожогов. каждый раз, когда робин злилась на себя, она зажигала сигарету и с остервенением прикладывала к своей бледной коже.

робин ненавидела это. она ненавидела эти ощущения. она ненавидела тот факт, что испытывала эту боль каждый день.

внезапно она подумала об эштоне, и, как ни странно, начала успокаиваться. острые ощущения, которые она испытывала, исчезли, и она слабо улыбнулась.

она ужасно сильно хотела пойти к эштону: ему лучше всех удавалось утешить ее, но она боялась. было три часа ночи, и он вряд ли не спал.

но ей нужен был кто-то. ей было слишком страшно оставаться одной, так что она встала и вышла из дома, а потом, не выдержав, начала бежать в сторону дома, где жил эштон.

она не знала точного адреса, но до этого она была там два раза и примерно помнила дорогу.

через минут двадцать пять быстрой ходьбы она, наконец, дошла. зайдя в само здание, она тут же попала в лифт и нажала кнопку с номером "5".

робин вышла из лифта и подошла к двери эштона, позвонив в звонок. никто не ответил, но это не удивило ее. робин вздохнула и, когда она уже посчитала, что самое время развернуться и уйти, дверь открыл сонный эштон в одних только штанах.

- робин? что ты здесь делаешь? - спросил он, кашлянув, чтобы разбудить свой голос. он впустил ее в квартиру и рассеянно протер глаза.

- я... мне просто нужно было с кем-то поговорить, но мне очень жаль, что я тебя разбудила. наверное, я лучше пойду, - сказала она, чувствуя себя жутко виноватой. она всегда все портила.

- нет, все в порядке, правда. что случилось?

они присели на диван в гостиной, и робин излила эштону всю свою душу, выплеснула все эмоции, но ни разу не заплакала. она научилась контролировать себя.

однако после всего, сказанного робин, на глазах у эштона появились слезы. он ни коим образом не хотел, чтобы робин когда-нибудь оказалась в такой ситуации.

он крепко обнял ее, и тогда она не выдержала и разрыдалась. ей было стыдно, но она решила проигнорировать это неприятное чувство. рядом с ней был эштон, поэтому ей ни до чего больше не было дела.

она была так счастлива, что у нее есть эштон, что даже улыбнулась. она давно не улыбалась искреннее.

но робин ничего не могла поделать с тем фактом, что она причинила боль всем, кто делал ее счастливой.

+

остался эпилог