Честер. Любви в небе не место

Глава 15

Мастерская Брука по починке ветранов слыла одна из старейших в столице. Построенная во время, когда старик Брук ещё не был стариком, неподалёку от первого трамплина на заре лётной эпохи. Она раньше пользовалась неслыханной популярностью. Но годи шли, на смену первым трамплинам появлялись новые, превращая другие места в лётные центры. И постепенно район, где находилась лавка Брука, затих. Он остался мил и дорог лишь тем жителям, в чьих венах текла ностальгия. Да и руки самого Брука уже не были такими ловкими, как прежде. Из клиентов остались только старые, которые обращались за починкой больше по привычке. Старик понимал, что закат дела всей жизни близок, как и его собственный.

Но всё изменилось с появлением полгода назад на пороге мальчишки, худого оборванца, у которого на голове вместо волос рос куст шпаной травы. Парень искал работу и готов был взяться за любое поручение, прося в три раза меньше прочих, а то и вовсе за еду и жильё. Старик сначала отказал мальчишке и прогнал его, но тот был настойчив. «Это ты меня своими желтющими глазёнками околдовал», - не раз припоминал Брук, - «вот я и сдался».

Парень, действительно, оказался трудолюбивым и сносно выполнял всю порученную ему черновую работу по хозяйству, ровно до того момента, как произошёл один случай.

В глубине мастерской, поросший мхом и пылью, стоял старенький ветран, а точнее то, что от него осталось. Паренёк всё недобро поглядывал на него, поэтому старику всякий раз приходилось отгонять мальца от того места. Хозяин и сам бы рад выкинуть этот пылящийся хлам, но не мог. Ведь до того, как открыть свою мастерскую, Брук был гонщиком, не лучшим, не худшим, но летающим. Пока одно неверное движение во время гонки не вернуло его с небес на землю, а ветран - не пригвоздило в угол. С тех пор он и стоял там так – болезненным напоминанием. Сам Брук к лётному аппарату подойти не мог – руки пробивала дрожь, а другие умельцы, вызывавшиеся чинить аппарат, на деле оказывались ещё одними из кучки безруких болванов. Годы шли, но ничего не менялось. Пока однажды Брук не проснулся под странное гудение, исходившее прямо из-под половиц, с уровня первого этажа. С нечеловеческой скоростью старик сбежал вниз, в мастерскую, и тут же осел. Если бы он не был уже седым, то, непременно, поседел бы сейчас. Ни грамма пыли и грязи на стареньком ветране, он блестел и сиял, как алмаз. Скрюченные ранее, как усы винограда, стрингеры, стояли ровно, опоясывая нервюры и лонжероны. К килю прибавилась пара новых пёрышек. А на самой платформе, точно гонщик, стоял желтоглазый оборванец, заканчивая калибровку направляющих тросов.