Разочарование

17 глава

— Эндрю, открой рот шире, — до ужаса ненавистный голос прозвучал над головой Миньярда, который уже успел отключится.
В голове была каша, все тело болело, Эндрю снова превратился в того маленького, беззащитного мальчика. Но Миньярд терпел, он молчал, он выживал, хотя знал что надеятся ни на что и не на кого не стоит. Никто его не спасет, такова жизнь. Все, чего он хотел это конца, финиша. Эндрю хотел умереть, он давно потерял надежду на лучшую жизнь. Надежда жила в том глупом, наивном мальчишке, который кричал, умолял, просил не причинять ему боль. Но разве кто то его слушал? Или хотя бы прислушивался? Нет, всем было все равно до этого мальчика. А теперь Эндрю не мальчик, но все еще ничего не может сделать. Трепетный, волнующий всю его душу, маленький, хрупкий кусочек надежды появился когда Миньярд встретил Натаниэля. Этот рыжеволосый парень прошел через многое и остался верен своим принципам, никому не удалось сломить его, никому не удалось погасить огонь в его устрашающих голубых глазах. А Эндрю сломали, сломали его душу, его тело, его надежду, его мечты, его голос. От Эндрю Миньярда осталась лишь оболочка, ждущая конца. Но лишь Веснински удалось из простой оболочки начать воссоздавать что то живое, что то близкое к жизни. И вот, вновь, оболочка поработило его человечность, оставив лишь чувство никчемности и одиночества.
— Эй, Эндрю, — голос снова стал слышим. Мерзкий, отвратительный, сладкий голос. — Давай, милый мой, рот шире.
Мерзкие пальцы проскользнули ему в рот и начали исследовать его ротовую полость.
Собрав последние силы, Эндрю дернул головой.
— Тише, тише, тебе разве не приятно? — Пруст прижал его голову к кровати.
Миньярд зажмурил глаза, почему нельзя просто захотеть и просто умереть?
Бали бы у него были ножи он бы давно вскрыл вены, были бы ручки на окнах он бы давно спрыгнул в окно, были бы таблетки он бы давно словил передоз. Но ничего этого не было, единственное что он мог делать - терпеть.
Это ведь должно когда то закончится? Или может, это только началось? Эндрю давно потерял счет времени, он не понимал половины происходящего из за таблеток, которые в него активно впихивал Пруст. Жалко, что он не оставлял банку таблеток, а уносил ее с собой.
Его же должны когда нибудь выпустить из лечебницы? Натаниэль же не должен забыть о нем? Миньярд хотел плакать, орать, бить, но не мог. Все чувства были под запретом.
Спустя еще двадцать три минуты, как посчитал Эндрю, Пруст что то прошептал ему на ухо и вышел из палаты.
Пустота - единственное что чувствовал Миньярд. Она окружала его и поглощала в себя.