— Сука, — он хватает её за волосы, швыряя через всю комнату, и Кристина больно ударяется рукой о тумбу косточкой на запястье, — Щас полетишь отсюда к ебени матери. Девка, блять, — язык заплетается, выдавая, похожие на бормотание, звуки, — Приготовить отцу нихуя не может.
пьяный крик слышен на весь этаж; Кристина медленно поднимается, забирая олимпийку с кровати, и проскальзывает мимо потерявшегося в пространстве отца.
бредёт по улице, перебирая носками кроссовок, и тихо плачет себе под нос; идёт в неизменно старый, обшарпанный ларёк в паре километров от дома;
там всегда сидит одна и та же женщина, продающая Кристине то сигареты, то напитки покрепче.
и она берёт водку, переливая в полупустую бутылку из-под фанты. опять и снова.
потому что сложно отказаться и потому что она изнеможена настолько, что по другому её просто вырвет.
гуляет по району, горько окидывая взглядом дома: она, всё-таки, никогда не любила это место.
вспоминает индиго невольно и её пробирает то злость, то грусть. они сами всё испортили со своей неспособностью быть добрее и доверять.
***
утро выходного дня — Лиза перебирает стирку, попутно собираясь на кладбище; денег мало, мать, по всей видимости, больше заботиться не собирается.
на душе горько: Захарова даже не поняла, как больно она сделала. и думая об этом целую ночь подряд, Лиза поняла только, что всё проходит. и хорошее отношение к ней тоже.
после работы она видится с Вилкой и Рони. те сидят в какой-то кофейне, бурно обсуждая недавнее выступление Вероники.
Лиза только благодарна: во всех недавних событиях, потерявшись, она вовсе забыла, что рядом с ней есть те, кто готовы быть добрыми, несмотря ни на что.
они сидят с кофе и булочками; дождь моросит, оживляя воздух вокруг, и Лизе становится легче.
— Как там Кристина? — пережёвывая круассан с вишней, Вилка смотрит на индиго и замечает, как та морщится.
— Никак, — раздражается, — Она не в адеквате.
— А что с ней? — Рони поднимает голову от телефона и смотрит обеспокоенно: это её особая способность — переживать даже за незнакомцев.
