— Малышенко, может, всё-таки, пойдёшь ко мне на тусу? — Коля подходит ближе к парте, наклоняясь всем телом ближе, и улыбается.
— У тебя родители хоть иногда дома бывают? — Вилка только закатывает глаза, рассматривая потолок, и косится на Лизу.
та с интересом наблюдает, повернув голову, но ничего не говорит, а на вопросительный взгляд Виолетты лишь хмыкает.
— Бывают! — смеется, — Но в пятницу хата свободная. Приходите, посидим хорошей компанией.
— Ладно, — Вилка только кивает и оборачивается на Кристину: та всё это время смотрела на них, но молчала;
с индиго они общались только через Вилку; Лиза как ни пыталась подойти ближе – не выходило. и видела страх в чужих глазах.
не хотелось её ломать. или доламывать. потому что индиго её понимает — она боится. и как бы Лиза не заставляла себя ненавидеть, у неё не выходило. Кристина была слабой, жила в страхе и нервничала от любого взгляда, брошенного дольше, чем на секунду.
— Ты не будешь напиваться? — Вилка смотрит грозно, мол, только вздумай.
Захарова лишь поднимает руки в защитном жесте, качаясь на стуле.
— Не буду.
после третьего урока Вилка тащит её курить; они говорят ни о чём, а шатенка несколько раз предупреждает ту не пить. и Кристина послушно кивает, но раздражается — люди не верят, что она способна отказаться.
— Я не буду, правда! — затягивается дымом, хоть и лёгкие подозрительно болят, — Если меня никто не выбесит.
— Хуёвый аргумент, ты из-за всего бесишься.
та лишь хмыкает, но соглашается. и если бы кто знал, почему так. но ответа на этот вопрос нет даже у Захаровой.
день проходит быстрее обычного; рано темнеет — двенадцатое ноября. и холодно стало настолько, что зимние куртки можно доставать.
Лиза бредёт с кладбища — в рюкзаке куча конфет, и нести его тяжело; вроде бы только семь вечера, а тьма такая, что фонари не помогают.
холодный ветер продувает тонкую куртку и забирается прямо под спину;
— О, это ж индиго? — компания парней в спортивных костюмах окидывает силуэт взглядом. они сидят на лавке, их там шесть, а, быть может, семь, — Эй, иди сюда!
