Квартира нашего отчаянья

5 глава - «Я люблю тебя, папа»(Санс)

!ВНИМАНИЕ!
Данной главой я НЕ романтизирую педофилию и абьюз в любых их проявлениях. Она направлена на то, чтобы показать все манипуляции Эдварта и промывку мозгов Санса. Показать, в каком давлении он живет, и как его мировозрение меняется под прессом проблемы. Это НЕ норма, я НЕ одобряю мнение Санса. Это НЕ любовная линия. Я показываю именно абьюзера и жертву, не надо там искать что-то романтичное
~~~
Было больно наблюдать за перепуганной Евой из окна машины моего отца. Она была такой бледной и явно намеревалась накинуться на него, чтобы придушить. Ева всегда вытаскивала меня из этой ямы, но я вечно возвращаюсь к одному и тому же! Я знаю, что должен был вырваться и сбежать вместе с ней... но я не мог. Мое тело словно отказало, ноги стали каменными. Мной будто управлял кто-то извне, все было как во сне. В тот момент я не чувствовал абсолютно ничего, кроме липкого, холодного страха за себя и боли за Евусю. Все снова было зря...
Уже светало, но мне было плевать. Казалось, я слышал лишь свои мысли, которые жестоко перекрикивали друг-друга. Одни кричали, что я идиот и тупая мразь. Другие успокаивали и твердили, что все будет хорошо, и никто не пострадает. Третьи же нагнетали бесконечными вопросами: «Что дальше? Ева обиделась? Она не пострадала? Отец убьет меня?» Ни один другой звук не мог вывести меня из раздумий. Даже запах дорогой кожи в салоне автомобиля, алкоголя и яростный бубнеж отца никак не отвлекали. Только спустя примерно 10 минут я вновь осознал, что все это делается ради меня. Отец меня любит, а я просто неблагодарен... папа лишь волнуется за меня. Ну разумеется, а кто не волнуется за свое чадо? Тем более за проблемное.
Но одна вещь все же прекратила мой поток мыслей. Сильная, цепкая, костлявая рука оказалась на моей коленке, пожимая ее. Отец сидел напротив меня(наша машина была просто огромной, и пассажирские места располагались друг напротив друга),и, казалось, он тоже о чем-то размышлял. Его глаз дергался, а рука, в которой он держал бокал шампанского, немного тряслась. Папа всегда выглядел грозно и даже чутка безумно, но я привык к этому.
— Пап, с тобой все хорошо? Черт, я... прости! — Произнес я, еле сдерживая слезы.
Не знаю почему, но от разговоров с ним мне всегда становилось так тяжело на душе. Хотелось забиться в угол и вскрыться, лишь бы не сталкиваться с этим чувством. Слезы сами собой наворачивались, клянусь, я никак не мог это остановить. Наверное, я и правда обыкновенный нытик?
Отец больно схватил меня за руки, но я не смел выбраться.
— Гребанная сука, весь в мать! Что, хотел сбежать от меня!? — Он всегда был очень громок, но с каждым разом я все сильнее вздрагивал от его криков, так и не сумев приспособиться.
— Нет! Нет! Я... я люблю тебя и не хочу никуда уходить!
Я так и не понял, почему сбежал ночью из дома. Мое тело будто отказывается быть моим и управляет само собой! Я нужен был отцу тогда, а теперь ему плохо... из-за меня.
— Любишь? — Папа как-то ядовито усмехнулся. — А вот я тебя - нет. Ты упустил свой шанс снова стать любимым для меня в эту ночь, я снова презираю тебя. Мерзкая шлюха.
Стало трудно дышать из-за колючего кома в горле. Папа часто делал мне очень больно физически и морально, но в этот раз... это было невыносимо. Меня будто разорвали, растоптали. Я хотел исчезнуть. Слезы сами собой хлынули из глазниц, все тело затряслось. Я никак не мог успокоиться, это было выше моих сил. Мне нужна была любовь, в любом виде! Я что, многого прошу!? Черт, да я гребанный наркоман в этом деле! Моя душа не могла быть брошенной... нет.
Я не понял, как оказался лежащим на сиденье в одних лишь джинсах. Кофта была откинута куда-то в сторону, мое хлипкое тело было полностью во власти моего отца. Он гладил внутреннюю сторону моих бедер, лизал мои ребра, включая порезы, которые больно «ныли» от попадания слюны на них. Водитель иногда поглядывал на нас через  внутрисалонное зеркало, но молчал. Он привык к таким сценам. Момент, и мои джинсы так же улетели в то же место, что и кофта. Я не сопротивлялся, мне не хотелось расстраивать папу. Точнее сказать, я совсем никак не реагировал. Так что все мое тело было в его распоряжении, впрочем, как и обычно.
Но он перестал так же резко, как начал, небрежно скинув меня на пол.
— Весь настрой мне сбил, никчемная сука. — Зло процедил папа и, пнув меня, уселся обратно на сиденье, снова начав попивать шампанское. — Одевайся.
Я послушался и быстро оделся, но на сиденье сесть не смел. Папа был для меня словно хозяин, а я лишь игрушка в его руках. И мне нельзя делать что-то против его воли, особенно сейчас. Он посмотрел на меня сверху вниз, как на нечто очень мерзкое. А я смотрел ему в глаза, ожидая указаний.
— И что ты пялишься? Садись, не хочу получать из-за тебя штрафы. Кривоногий идиот
И я послушно сел на место, стыдливо опустив голову. Мое присутствие снова все испортило... никчемная мразь. В таком напряжении мы добрались до дома. Как только машина заехала в гараж, я быстро выбежал из нее и направился в дом. В свою родную, холодную и одинокую комнату. Надо было позвонить Еве, спросить о ее самочувствии и прочее... черт, да хоть сказать, что я до сих пор жив! Но мне нельзя было сделать это прямо сейчас. Мое тело жаждало наказания.
Моя мама всегда была несчастна в отношениях с папой. Она много плакала, страдала и никак не могла выбраться из всего этого. Ей было так тяжело, и никто не мог ей помочь. Я никогда полностью не пойму того, что пережила эта бедная женщина. И хоть в глубине души я злился на то, что она меня бросила, мой разум все прекрасно понимал. Мамуля с детства была всеми брошена. Она сбежала от деспотичной матери и нашла не менее деспотичного мужа. А потом родился и я... но ее жизнь с моим появлением стала только хуже, папа ведь раньше не был таким жестоким... мое рождение сделало его таким. Я виноват. И я не могу ничего сделать ради моей семьи. Мама настолько устала, что один раз в порыве истерики нанесла на свою руку порезы. Тогда я первый раз познакомился с селфхармом. Мне было примерно 8, когда я увидел это. Мама, захлебываясь в слезах, стояла в ванной и смотрела на свою окровавленную руку... я стоял за дверью и подглядывал, прибывая в шоке от увиденного. И, разумеется, тогда мой детский мозг ничего не понял. Действительно, зачем причинять себе боль? Это же... ну... больно. Но из-за детского интереса я так же, как и мама, попытался себя порезать. Разумеется, тогда мне это не понравилось. Но теперь... все мое тело было либо в порезах, либо в шрамах. Я любил их разглядывать, когда мне было плохо, и вспоминать историю каждого шрамика, напоминая себе, насколько я никчемный и жалкий.
То же самое я делал и сейчас, стоя перед треснувшим зеркалом в своей комнате. Лишь шрамы меня красили, что еще красивого можно было найти в этом скелете? Урод снаружи и внутри, самому аж мерзко. Чего только эти кривые ноги стоили. Папа говорит, что они у меня от моего дяди. И произносит он это с такой ненавистью, будто прямо сейчас откажется от меня и отвезет жить к тому самому дяде.
Стыдно признаться, но даже с Евой я чувствую себя ужасно одиноко. Потому что понимаю, что наша гулянка, ночевка или любая другая тусовка рано или поздно подойдет к концу. И я снова вернусь домой. Мне нужен человек, который будет со мной всю жизнь. Знаю, я очень эгоистичен, но надеюсь, что Элли ответит на мои чувства взаимностью. Что у нас будет настоящая семья, как в кино. Дети, огромный дом, любовь... я мечтаю об этом каждую ночь. Я очень хочу детей и любимого мужа... хочу, чтобы меня называли «мамой», обнимали, говорили ласковые слова и целовали в лобик перед сном. Но этому никогда не бывать... я не заслужил.
Я пытался бросить селфхарм пару раз ради Евы, но вскоре снова срывался. Как и сейчас. Я вновь держал складной нож и рассматривал руку, на которой совсем недавно затянулись порезы. На полу валялся только-только снятый окровавленный бинт, который я не менял с тех пор, как в очередной раз пометил эту руку. Боль - единственная вещь, которая могла привести меня сейчас в порядок. Я снова порезал себя. Мои отметины всегда были очень глубокими, так что и в этот раз кровь накапала на пол. Оставив 3 пореза, я не смог остановиться. Меня захлестнуло небывалое удовольствие, которое не сравнится с удовольствием от секса или сигарет. Это удовольствие выше нашего понимания. Так что я не перестал себя резать, пока вся моя рука от запястья до локтя не стала кровоточить. Только тогда я с улыбкой вздохнул и отложил нож, заменив его бинтами. Стоило замотать и подлечить все, пока Ева не увидела и не разволновалась за меня. Она - единственный человек, которого волнует мое состояние. Я рад, что она уделяет мне так много внимания... но, при всем при этом, мне очень стыдно за то, что я уже не контролирую свой селфхарм. Руки сами тянутся к ножу, зажигалке, лезвию... да к чему угодно! Лишь бы заглушить эту боль.
Не успел я замотать свою руку, как меня кто-то взял за плечо. Я вздрогнул от неожиданности и обернулся. Это был папа, все такой же нервный. Мне стало еще ужасней... он все видел? Черт... а вдруг он снова сдаст меня в психушку или побьет? А может... может, папа меня обнимет и спросит, все ли хорошо и не нужна ли мне помощь?
— Уберись тут. Мне надоело пробираться сквозь твой хлам. — Произнес папа и кинул взгляд на мою изрезанную руку. — Опять?
— Пап, я... мне очень жаль, правда! Прошу, прости!
— Хватит пищать. Ты прекрасно знаешь, что мне абсолютно плевать. Просто не подставь меня снова, как тогда в школе. Ясно?
Я кинул и быстро домотал бинт, который почти сразу пропитался кровью. И на что я только рассчитывал? Будто бы раньше я не резался перед ним в открытую, моля о помощи, а в ответ получая лишь суровый взгляд и подзатыльник.
— Я не буду убирать за тобой кровь. — Папа осмотрел меня и приподнял мою голову за подбородок. — Что с тобой?
Но неужели... неужели я что-то для него значу?
— Мне плохо...
И я снова разревелся. Слезы хлынули сами собой, а вместо слов изо рта вырывались жалкие всхлипы. Отца всегда это бесило, он и в этот раз плюнул мне в лицо, и дал смачную пощечину. Я потерял равновесие и упал, заплакав только сильнее. От страха я обнял самого себя и, зажмурившись, начал себя укачивать. Мне просто нужны обнимашки и сопливые словечки, по типу: «Все будет хорошо». Мне правда было этого достаточно... а папа... черт, да он никогда мне не давал этого за просто так! Мне всегда приходилось добиваться любви через постель! Так ведь не во всех семьях, так чем я хуже!? Элли... точно, мне нужен был Элли! Да, он холоден ко мне, но я знаю, что он меня не бросит. Он меня обнимет, я знаю!
— Я пойду к Эллиоту. — Сквозь всхлипы произнес я, сильнее себя обнимая.
Взгляд отца сразу перестал быть столь суровым. Ему нравился Эллиот, что вовсе не удивительно. Они были чем-то похожи.
— Зачем тебе к нему? Опять будешь навязывать всем свои несуществующие проблемы?
— Мне хочется его увидеть... пожалуйста, мне нужно это!
Я люблю его. Мне нужен он и срочно! Я знаю, Эллиот не отречется от меня!
Папа взял меня на руки и сел со мной на кровать, посадив меня к себе на колени. Я попытался слезть, но он крепче схватил меня и пододвинул ближе к себе.
— Отпусти! Папа, мне нужно к Эллиоту! Отпусти меня! — Крики сами собой вырывались изо рта.
Мне хотелось выплеснуть накопившиеся за столько лет обиды. Хотелось высказать все, что я о нем думаю! Но папа снова меня ударил по щеке, и все желания вмиг улетучились.
— Успокойся! Ты правда думаешь, что всрался кому-то? Ты нужен только мне! Ты моя вещь! Моя!
Встретившись с новой волной слез, папа вздохнул и погладил меня по спине.
— Почему ты меня так ненавидишь? — Спросил я, прижимаясь к нему и стараясь получить больше нежности.
— Ненавижу? Ох, это вовсе не так. Стал бы я держать вещь, которую не люблю?
— Ты бьешь меня, унижаешь...
— Я проявляю так свою любовь. Санс, пойми, другого ты... просто не заслуживаешь. Ты же вещь, а не человек. С вещами не сюсюкаются. И ты это прекрасно понимаешь
— Но вдруг ты ошибаешься? Вдруг кто-то... полюбит меня просто так?
— Мир жесток, малыш. Не всем дана любовь. Тебя невозможно полюбить просто так, ты нужен людям только для секса. В остальном ты... бесполезен. — Папа погладил меня по щеке, стерев слезинку. — Никто не полюбит тебя так, как люблю тебя я. Ты нужен только мне, сынок. Не Эллиоту, не Еве. Только мне. Я люблю тебя. Люблю самой искренной, самой нежной любовью, которая только существует в этом мире. Как думаешь, что бы делал какой-то другой человек на моем месте? Да он бы давно вышвырнул тебя! Но мне ты нужен, даже таким уродом и прогибающейся под всеми шлюхой. Запомни, Санс. Даже Ева не даст тебе того, что даю тебе я.
— Ч-чего же?
— Будто бы ты не знаешь. Секса. Ты можешь заслужить любовь человека только через секс. Если человек не хочет с тобой спать, значит... ты ему не нужен. Иначе, для чего ты еще можешь быть нужен? Ты же прекрасно понимаешь всю эту схему, глупенький. Неужели хоть когда-то это работало как-то иначе?
Это все, чего мне не хватало. Папа любит меня... всем сердцем любит. Он прав во всем, я нужен только ему. Любой другой человек на его месте обращался бы со мной, как со скотиной. Но только не он...
Мой разум был будто в тумане, когда папа приблизился ко мне и жадно поцеловал. Я обнял его за шею и ответил на поцелуй. Все тело горело, я должен был отблагодарить отца за все эти слова, которые помогли мне. Он прижал меня к кровати начав покусывать мою шею, руками вновь снимая с меня одежду. Да, это было больно, но я не мог отказать. Папа... Никто меня не полюбит так, как он. Я нужен только ему, больше никто меня не примет. Я больше никогда его не придам, никогда не брошу. Папа... я только твой, больше ничей. Никакой Эллиот тебя не заменит.
Когда папа кончил мне на грудь, он лег около меня и так крепко обнял, как только возможно было это сделать.
— Это твоя награда, Санс. Ты хорошо себя в этот раз повел, так что мне не мерзко тебя обнимать.
Я улыбнулся и прижался к его груди, прикрыв глаза. Папа начал гладить меня по голове, от чего все мое тело будто стало ватным. Я был так счастлив! Но уже спустя пару минут он скинул меня с кровати и начал одеваться, словно ничего не произошло.
— Все, хватит с тебя. Ты был хорош, но не настолько. Хотя, если ты порадуешь меня сегодня вечером, сможешь заснуть со мной в кровати. Как в детстве.
— Когда я засыпал с тобой, ты начинал меня лапать и...
— Тебя что-то не устраивает? Нет, я не настаиваю. Это твой выбор, кем предстать в моих глазах: хорошей, нужной вещью, которую я люблю, или дешевой, не нужной даже мне, шлюхой, которая лишь портит мою жизнь своим существованием. Решать тебе.
И он ушел. А я все еще прибывал в эйфории от нежности и внимания, полученной от отца. Я доставлю тебе удовольствие, я выполню свое предназначение.
Я люблю тебя, папа