плюшевый

twenty two.

— Сиди смирно, — ворчал Бомгю, проходясь антисептиком по содранной щеке хёна. Тот шипел от боли из-за свежих ран и отдёргивался от каждого касания. Младший без очков видел слабо, смешно щурился и был ближе, чем обычно.

      Они сидели друг напротив друга. Бо со своей грубой нежностью очищал раны Ёнджуна и накладывал пластыри, пока хён рассматривал его заплаканные глаза. Они до сих пор были красные и припухшие, Ёну было неловко, что нужных слов так и не нашлось. Он мог быть лишь наблюдателем, пока младший поджимал разбитые губы. Его горячее дыхание щекотало кожу Ёнджуна, но он всё равно терпеливо подставлял очередную ссадину.

      Скулы и челюсть Бомгю кровоточили из стертых участков кожи. Ему следовало бы позаботиться и о себе тоже. Старший хён вдруг почувствовал угрызения совести, ведь заботиться о младшем — его прерогатива.

      Он дождался, пока Бо смачивал в антисептике свежий кусочек ватного диска, и попросил сделать второй.

      Хён касался его осторожно, пытаясь минимизировать боль, но Бомгю всё равно ругался сквозь зубы. Ёнджуну так не нравилось это выражение лица. А еще эта его разбитая губа… Ён пытался мягко стереть сгусток лимфы с кровью, но младший недовольно замычал. На парня смотрели настойчиво, мол, нужно потерпеть и прижимали смоченную вату увереннее. У Бо аж выступили слёзы от боли, но тот стерпел, покрывая ублюдков из переулка трёхэтажным матом.

      Ёнджун вдруг подвис, засмотревшись на припухшие губы парня, на полученные по его вине раны, на блестящие глаза. Расстояние между ними играло злую шутку с рассудком старшего, в голове была лишь каша и Бомгю. Пальцами, вместо ватного диска, он провёл по его скуле, невесомо оглаживая появившуюся корочку на ранке. Бо словно окаменел, перестал дышать и внимательно следил за хёном. Оба чувствовали, что атмосфера менялась. Между ними что-то менялось тоже.

      Ёнджун всегда был прямолинеен, поэтому больше не думая, тихо прошептал:

      — Хочу сделать кое-что странное, — последнее слово он утопил в мягком поцелуе. Почти невесомом, трепещущем, словно Ён впервые целовал кого-то. Губы Бомгю были такими горячими, мелко подрагивали, а сам парень сбивчиво дышал. Он медленно пробовал отвечать, также неуверенно, словно в любой момент мог передумать.

      Им было страшно и дико, их губы изучающе цеплялись друг за друга, словно пробуя — каково это. Никто не решался перейти черту, будто ещё один шаг — и пропасть, смертельная погибель.

бомгю постепенно растворялся в поцелуе, забывая про ноющие ссадины и раны. Хён мягко касался его губ, впитывал его, словно тот мог исчезнуть. Дыхание участилось у обоих, и Бо гортанно промычал в поцелуй, когда хён стал более настойчивым. Голова шла кругом, и Ёнджуну страшно хотелось большего.

      Но когда кончик его языка скользнул по губам Бомгю, по свежей ранке, тот со вздохом чуть отстранился. Его сердце невыносимо быстро стучало, он выглядел испуганным и смущённым, и Ёнджун дал заднюю:

      — Прости, я… — хён все пытался придумать оправдание, глупо потирая шею. Всё это было похоже на дурацкую шутку, и даже ответивший Бомгю на поцелуй уже казался лишь вспышкой воображения. Ёнджун не хотел ничего портить между ними, поэтому подытожил тяжёлым:

      — Всё же не мое.

      Слова вонзились в Бомгю, выбивая воздух. Ему нужно было что-то сказать, чтобы не казаться таким расстроенным. Будто бы ему понравилось.

      — Забудем. Мы просто перенервничали, — Бомгю не узнавал свой глухой голос. Ёнджун качнул головой, как болванчик, и повисла гнетущая тишина.

      Оба понимали, что нагло врут.