Виолетта наблюдала за Кирой тогда.
Медведева в тот день была необычной даже для себя ебнутой. Она будто бы целый день была на иголках, которые впивались в нежную кожу, что чернилами была перебита сотни раз. Будто эти иголки ранили бархат кожи черно-белый и пускали росу из крови. Виолетта наблюдала, хоть и пыталась того не делать.
Наблюдала, стараясь сама себя от неё отвернуть.
Не получалось.
Ничего не получалось.
Взгляд по-прежнему лип к чужой фигуре, которая была беспокойной слишком для обычно каменного лица, будто то изваяние из льда. Она не была такой, какой всегда людям показывалась.
И Виолетту это пугало, наверное.
Пугало, потому что она всё ещё от Киры внутри отделаться не может. Потому что как бы ни старалась, её из головы выкинуть практически блядски невозможно. Хоть стреляй в голову свинцовой дурой. И Виолетта правда бы хотела от Киры отстраниться и никогда о ней больше не думать и не видеть, стоит только прикрыть уставшие глаза.
Всё было сюром, потому такого в жизни не бывает.
Это ведь сценарий очередного клишированного сериала.
Виолетта отворачивалась, писала, читала, но взгляд лип как на клей моменте. И она ничего с этим сделать не могла. Не могла, но так хотела.
Хотела не смотреть, не помнить вовсе чужой профиль наизусть.
Она сама не знает, почему в курилку без Киры теперь ходить не хочет.
Теперь то место будто бы разрушенный алтарь. Разрушенный алтарь чужой мечты. Виолетта туда идти не хочет, потому что там воспоминаний столько. Потому что там что-то уже из прошлого стынет в холоде зимы. Теперь ей нужно отогреться в тепле наступающей весны.
Ей нужно забыть о глазах чужих, что выглядят как виски с запахом ореха.
На улицу она специально пошла. Дашу встретила. Сигарету подожгла. Стояла курила, дым из лёгких выдыхая. И когда Киры рядом не было, помешательства было не видать. Виолетте себя сдерживать проще было. Тогда она могла себя на цепи держать, на кулак ту наматывая, чтоб в шею с маниакальным желанием впивалась и душила.
