В комнате царит кромешная темнота, не прерываемая солнечными лучами с улицы.
Окна зашторены плотными занавесками. Темнота такая, что еле можно разглядеть два силуэта, лежащих вместе на кровати. Обнявшись и мирно дыша. Только звук дыхания прерывает стук дождя по окнам. А небо будто плачет, улыбаясь солнцем. Оно плачет, каплями стекая по окнам, разводами. А девушки только спят, мирно сопя и грея друг друга человеческим теплом.
Красивая картина.
Но будто что-то будит одну из них.
Раскрываются зелёные заспанные глаза. Оглядываются, будто не помнят, что их хозяйка забыла в этом тёмном убежище. А она там, кажется, прячется от мирской суеты. Она лежит, прячась от всего мира, потому что с ней рядом любимый человек, что лежит, уткнувшись ей куда-то в шею.
Виолетта вздыхает глубоко, понимая, что Медведева никуда не сбежала.
Что она осталась рядом с ней.
Что лежит на ней, головой уткнувшись в шею.
И Виолетту это, кажется, радует настолько, что в животе взрывается фейерверк. Такой громкий и сильный, что все жилы почти дрожат. Этот фейерверк разносит сердце на куски, а потом снова его скрепляет.
Так не бывает…
У неё такого не бывает.
Она дышит впервые после сна спокойно. Впервые не просыпается от бесконечности кошмаров.
Она дышит без паники, разламывающей грудь тесаком острой боли. Впервые не верится, что всё хорошо. Хочет вскочить с кровати и пощупать пальцами, всё ли правда на самом деле. Хочется ощупать каждый предмет и всё, что только можно, лишь бы это не было наркоманским миражом.
Так не бывает…
Она лежит, пялясь в потолок, пока чужое дыхание щекочет шею и вызывает тихое горение где-то в матке. Виолетте слишком нравится, когда Кира к ней прикасается. Она распадается на тысячи иголок, когда кожу пробивает электричество чужого прикосновения.
Эти импульсы…
Они ни с чем не сравнимы. Ни с другими, ни с алкашкой дорогой. Будто новый вид героина, недосягаемый для всех остальных.
От Киры и её дыхания рвёт нихера не меньше. От этого дыхания матка узлами сворачивается от возбуждения.
