У Виолетты запястья теперь снова изуродованы.
Опять и снова она себя уничтожила сама.
Каждый уничтожает себя сам, вроде так.
Вот она снова и опять сама себя изуродовала.
Прошлась по старым ранам.
Больно так, что душа раскалывается на части. Но она думает, что так будет лучше. Она не вскрывала вены, нет.
Просто порезала поперёк.
Оставила напоминание о словах Киры, что были сказаны для того, чтобы…
Чтобы что?
Она сама понять не может. Но, наверное, так оно и правильно.
Виолетта её не судит и не осуждает уж точно. Кто она такая, чтоб судить кого-то, если сама не святая. Она скорее себя считает душой заблудшей, которая не знает, в каком направлении ей идти.
Опять и снова смотрит на свои раны совсем свежие. Который раз по ним пальчиками пробегается, ощущая новые, а под — старые бугристые рубцы. Она сама себя изнасиловать этим решила.
Решила опять и снова испытать то, что ей забываться начало.
Отвращение и капля жалости к себе. Капля совсем, потому что понимает наконец, что виновата во всем сама. Сама с огнём играть решила, и сама же обожглась.
Она ничему в этой жизни не учится.
Никогда не понимает своих ошибок.
Только сейчас, наверное, постепенно до неё доходит, что не стоило всё это устраивать. Не стоило грани переходить ради того, чтобы на неё внимание наконец-то обратили.
А потом следует вопрос такой.
А что было бы, если бы она этого всего не сотворила?
Что следовало бы за тем, что было в их отношениях до?
Вечные склоки? Ругань? Сарказм, который лился не уставая? Что было бы тогда? Они бы до конца обучения ходили бы и на друг друга точили зуб?
Ну вот что?
Вопросов много, а ответов никаких совсем.
Они настолько отдалились от того, что было до, что теперь Виолетта не представляет жизнь свою без этого яда нового.
