Две стороны медали

Глава 16

Тори не знал, что так бывает. Чувство было сложным, оно было непривычным. Он хотел не только трахать. Теперь, когда его обтянутый латексом член плотно проникал в манящую узкую дырку, он осознал это со всей ясностью. Не хотеть это тело было из разряда невозможного. Всё, начиная от ненавязчивой, остающейся за кулисами заботы о внешнем виде, здоровье, гигиене, и заканчивая этой странной, не поддающейся определению харизмой — не красотой даже. Красавцем — по крайней мере, классическим красавцем — Миннеан не являлся, но все эти хищные черты лица, даже тела — сильного, гибкого, изящного, возможно... они почти сводили с ума, словно бы были кем-то заколдованы. Трудно было не заметить эту наглую грацию, этот цепляющий взгляд. А заметить то, что скрывалось за ними... Торвуд не был уверен, когда переступил черту, когда случился момент невозврата. Он заглянул за кулисы. Отделанную дорогим зелёным бархатом плотную штору, не пропускающую ни звука, ни единой частички света. И краем глаза углядел, что хранилось внутри. Все собранные в кучу декорации, все костюмы, в творческом беспорядке развешанные по вешалкам. Уборщика, таинственно и устало курящего у ведра с водой. Пару масок, забытых, валяющихся на хлипком столе. Пыль, безмятежно летающую в воздухе. Не многие бы захотели остаться по ту сторону кулис. А он взял и захотел. Ощутил детский, непозволительно-нелогичный восторг от созерцания несовершенства — слабой, ранимой, нежной сердцевинки — спрятанного за идеальным фасадом уверенного, сексуального мужчины.

У него не возникло желания задёрнуть эту штору и забыть о том, что он видел: эти несовершенства, потёртости, сколы, раны. Он хотел туда. Хотел, наслаждаясь видом бархатной шторы, иметь эксклюзивный пропуск в закулисье. Не только трахать, но и владеть. Не одним лишь телом, но вниманием, временем и всем тем, что было так бережно скрыто от посторонних глаз.

Торвуд замер и провёл большим пальцем по бледному, жёлтому следу от гематомы на узкой талии. Теперь, там где они занимались любовью, под ярким солнечным светом стали видные все эти отпечатки чужого гнева. Они не могли быть сделаны давно, скорее всего, кто-то бил малыша за Стеной. Но зажили слишком быстро. Механизм работы шынназа в действии.

Торвуд провёл ладонью от талии и до шеи, чуть напряг пальцы. Миннеан вздохнул, сжал кулаки. Он хрипел и стонал, вздыхал и тёрся членом о тканевую обивку. Всё это, пока Торвуд насаживал его, разработанного только пальцами, терпеливо и медленно. Он умел быть таким. Чутким любовником. Сейчас — не ради того, чтобы получить хороший отзыв, точнее, не только ради этого. Он бы не смог сказать точнее — для чего всё это: его терпение, его скомканная нежность и расчётливая чувственность. Просто это было так. Это было цунами, которое несло его, которому он не мог не подчиниться.