Серебряное солнце пустыни [Завершён]

Покаяние

Прижимая руку к груди, Кавех плелся к палатке. Впереди была долгая ночь на промозглом ветре, а утром, возможно, наказание за попытку побега.
Шаги Аль-Хайтама разносились гулким эхом по округе. Он шёл, не отрываясь ни на один лишний сантиметр. Кавех кутался в ткань, которая едва защищала от ветра, и ежился.
Когда студент пересёк порог палатки, он тут же по привычке направился в дальний угол, пытаясь спрятаться от ветра. Вслух выразить своё возмущение такой несовершенной конструкцией он, тем не менее, не решился.
Аль-Хайтам вошёл следом, но возвращать одежду не спешил.
- Что, даже одежду мне не вернешь? - решился возмутиться Кавех.
Вместо ответа Аль-Хайтам принял какой-то сверток из рук заглянувшего в палатку Ахмара и бросил его перед Кавехом.
Архитектор недоумевающе оглядел сверток. Пустынник молчал.
Кавех развернул узелок и достал...костюм танцовщицы. Яркий, украшенный разноцветными звенящими побрякушками. Аль-Хайтам не удержался от смеха, но смех этот был не издевательским, а, на удивление, мягким.
- Издеваешься? - возмутился Кавех. - Я ни за что это не надену.
- Посмотри еще, - ответил пустынник, отсмеявшись, и кивнул на сверток.
Кавех вновь порылся в ткани и нашёл вполне сносную одежду - простенькую тонкую рубашку, выцветшую на солнце, грязно-зеленого цвета и такие же штаны. Там нашлась даже обувь - мягкие тапочки на плотной подошве, в цвет одежды.
- Так-то лучше, - хмыкнул Кавех и украдкой глянул на тот костюм, что достал первым. По спине отчего-то пробежали мурашки.
Еле как напялив на себя новое облачение, Кавех зашипел и схватился за руку. Едва покрывшаяся коркой рана открылась вновь и теперь больно щипала. Все изящные ладони студента были в многочисленных мелких царапинах, а на правой, на большой царапине, проступили капельки крови. Кавех поморщился, сжал одну руку другой и молча уставился в пол.
Аль-Хайтам, словно решив окончательно добить его, оповестил о том, что письмо наверняка дошло до его матери.
- Ей всё равно нечем вам заплатить. Делайте что хотите, но моры вы не дождетесь.
Аль-Хайтам пожал плечами.
- В таком случае найдём тебе другое применение.
Кавех побледнел и с испугом уставился на пустынника. Он не мог понять, что значили все эти странности, то и дело происходящие между ними. А такие заявления и вовсе вгоняли в дрожь.
Аль-Хайтам молча развернулся и вышел, перед уходом дав какие-то указания Ахмару. Страж вошёл в палатку и грубо перевязал Кавеху руку.
Следующим утром, на рассвете, Кавеха переместили в другую палатку, в самой глубине лагеря, у русла пересохшей реки. Наверняка, думал он, для того, чтобы отдалить его от свободы, которая теперь казалась ещё недостижимее.
С утра все пустынники находились в приподнятом настроении - накануне отряд, ведомый Халит, отлично зачистил территорию, принёс много мяса вьючного яка и даже несколько бурдюков с водой. Среди прочего, возле дома старшего даже снизу была видна огромная куча больших ящиков с неизвестным содержимым. Судя по всему, во время вылазки они наткнулись на большой караван.
Халит, виновница торжества и всеобщего ликования, ходила с гордо поднятой головой и своим сильным, властным голосом раздавала указания во время тренировки младших.
- Что же стало с людьми из каравана? - с отчаянием в голосе спросил Кавех у своего стража.
- Должно быть, уже кормят пустынных червей, - с усмешкой ответил ему Ахмар.
Кавех сглотнул и умолк. Студент боялся даже думать, откуда у них та одежда, что сейчас на нем.
День тянулся очень медленно. Али не было видно. Должно быть, отсыпается после исполнения наказания. Студент боялся, что больше ему с мальчиком не разрешат видеться. Он немного скрашивал тягучие, как патока, будни пленника. И хоть сбежать не вышло, архитектор всё равно был благодарен Али за то, что решился выпустить студента из лагеря по такому нелепому предлогу.
Рисовать или писать Кавех не мог из-за боли в руке. Не то из-за жары, не то из-за потрясений накануне он ощущал сильный жар, а голова шла кругом. Стянув повязку, он обнаружил, что боль не прошла, рана отекла, воспалилась и саднила.
- Моя рука, - взмолился он. - Если это заражение, я останусь без кисти! Как же мне рисовать?
- Успокойся и сиди тихо, - строго осадил его пустынник. - Старший вернётся и решит, что с тобой делать.
Кавех обречённо уселся обратно. Когда он вернётся? Может, через час, а может, через день?
Следующие часы тянулись мучительно долго.
- Думаю, скоро ты сможешь быть свободен, - вдруг сказал его хмурый страж после долгого молчания. Кавех даже не сразу понял, что обращаются к нему, настолько был погружён в мысли о своей ране.
- Что?
- Прошла почти неделя. С минуты на минуту твоя семья получит письмо, и тогда мы получим то, что хотим. Так же, как и ты. Ты ведь хочешь на свободу?
- А? Да, конечно, - заикаясь, ответил Кавех. Представлять состояние матери было куда больнее, чем ноющая рана. Студент готов был хотя прямо сейчас остаться без руки, лишь бы ему дали свободу, чтобы не заставлять мать страдать. Пусть тогда архитектором ему уже не стать, но хотя бы мать не сойдёт с ума от потрясения.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Кавех повёл их в другое русло. Слоном в комнате оставался хозяин Глаза Бога. Продемонстрированная накануне сила завораживала и будоражила сознание. Кавех и сам мечтал однажды обрести Глаз Бога и надеялся, что его тяга к знаниям докажет Божеству Мудрости серьёзность его намерений.
Но теперь студент гадал, как пустынник мог оказаться достоен благословения Божества Мудрости, а он, светочь Кшахревара ещё в студенчестве - нет. Это был не вопрос зависти. Кавех гадал, как тот, кому заказана дорога в Академию, обитель мудрости и просветления, на веру Божества, оказался достойнее большинства из учащихся и мудрецов. Мало кто в Академии мог похвастаться наличием Глаза Бога, а Кавех, сам того не зная, выходит, наткнулся на удивительное открытие, и им были вовсе не руины Царя Дешрета. Им был человек, по мнению Академии, с рождения не достойный места среди мудрецов, но, тем не менее, получивший не много не мало благословение Божества. Академия всегда звала себя изъявлением воли Архонта Мудрости на земле, но, выходит, мнение Малой Властительницы расходится с мнением мудрецов.
Разумеется, напиши Кавех о таком научную работу, его сразу выгонят. И не потому что она не по его профилю. Мнение о том, что пустынники так же достойны образования оставалось очень радикальным в рядах консервативных старцев из состава высших мудрецов. Тем не менее, любопытство студента начинало брать верх над здравым смыслом.
Едва ли пустынник выложит ему историю своей жизни как на духу. Но любопытство всегда было одной из основных черт Кавеха, и он считал это скорее достоинством, ведь это весьма полезная для учёного черта. И раз уж студенту предстоит провести здесь еще какое-то время, он, по крайней мере, постарается выяснить побольше об этом человеке.
Долгое время занимавший его мысли Аль-Хайтам появился в палатке к вечеру, чём-то крайне раздражённый. Он грубо спросил:
- В чем дело?
Кавех был крайне удивлён, что по одной только просьбе пленника глава пустынников лично явился сюда. Он решил воспользоваться возможностью и постарался быть настолько дипломатичным, насколько мог.
- Я, - запнулся он на полуслове. - Знаю, что у вас мало целебных трав, и вы уж точно не стали бы тратить их на меня. Но я прошу, дайте мне самую малость, чтобы я залечил руку.
Кавех понимал, что в его рукаве нет ни одного козыря. Со дня на день мать вышлет все свои скудные сбережения в откуп за сына, и тогда уже не имеет значения, вернётся Кавех домой живым или нет. Он слышал, как Ахмар говорил что-то про то, что если мать не поверит в шантаж, они будут отсылать по одному пальцу её сына за каждый день промедления. Но время шло, а пальцы Кавеха по какой-то причине все ещё были целы. Выходит, пустынникам все же было небезразлично, останется ли архитектор жив.
Аль-Хайтам смотрел на него с укором. Кавех вглядывался в лицо пустынника, будто пытаясь зачем-то запомнить каждую чёрту. Наверное, подумалось вдруг ему, так смотрят жертвы в глаза своим убийцам. Впервые он так долго смотрел в лицо пленителя и мог выдерживать его пристальный и раздражённый взгляд.
Серебряные волосы, растрёпанные на сухом ветру, торчали в разные стороны, а взгляд был немного беспокойнее, чем обычно. Однако все раздражение пустынника вдруг куда-то ушло. Он успокоился и жестом приказал Ахмару выполнить просьбу пленника. Кавех удивлённо заморгал, когда ему протянули целую баночку целебной мази. И она была не одной из тех, что дал Тигнари. И будь Кавех проклят, если ему всего лишь показалось едва различимое зелёное свечение. Без задней мысли студент тут же наложил её на рану. Приятный холодок тут же начал обволакивать воспалившиеся края, и боль вскоре отступила.
- Хоть во втором случае твои намерения не ясны до конца, ты два раза пытался покинуть лагерь и сбежать. Сам или обманом. Тем не менее, я счёл верным оказать тебе услугу. Но я потребую кое-что взамен.
Кавех не нашёлся, что ответить.
Аль-Хайтам хмыкнул.
- Твоя рука заживёт через пару дней, но мы не отпустим тебя даже если к тому времени получим выкуп. Пока ты не завершишь то, что я от тебя потребую.
Кавеха это возмутило. Он вспылил:
- Но ты обещал, что отпустишь меня, как только вы получите мору!
- Я обещал, что будет хуже, если станешь нарушать правила, - парировал пустынник.
- Как будто ты отпустил бы нас с Али за пределы лагеря, - фыркнул Кавех себе под нос.
- Одних - ни за что, но под просмотром - возможно. Не знаю, как у вас в Академии, но здесь, в пустыне, царят строгие правила и порядки, годами помогавшие нам выживать. Али нарушил правила лагеря, за что понёс соответствующее наказание. Ты же нарушил наш уговор. Придётся нарушить его и мне. Будет тебе и наказанием, и уроком.
С этими словами Аль-Хайтам развернулся, чтобы уйти, но Кавех успел тихо сказать ему вслед:
- Несмотря ни на что, спасибо, что спас меня вчера. И до того тоже.
Студент и сам понимал, как глупо это звучит - благодарить пленителя за то, что спас его от неприятностей при попытке сбежать. Но он чувствовал, что доставил немало хлопот, а эти люди, в конце концов, и пальцем его не тронули, а лишь хотели улучшить своё незавидное положение. Пусть и таким жестоким способом.
Аль-Хайтам не ответил ничего. Лишь застыл на несколько секунд, а после вышел прочь из палатки.
Кавех начинал сомневаться, что все эти хлопоты стоили той моры, которую пустынники надеялись получить за него в качестве выкупа. Его ценность для пустынников теперь, очевидно, определялась чём-то другим. Но чем?
Спросить про Глаз Бога Кавех, разумеется, так и не решился. Все равно не получил бы ответов. Раз уж архитектор оказался в пустыне, на чужой территории со своими правилами, придётся им следовать, чтобы получить желаемое. Другого выхода у него пока что всё равно нет.
Надежда на свободу все еще теплилась в его сердце, но кое-что в этой пустыне стало притягивать его внимание даже больше излюбленных руин. И дело было не только в Аль-Хайтаме и его Глазе Бога, а в целом в быте пустынников, который оказался совсем не таким, как рассказывали в Академии. Кавех и до личной встречи не считал их дикарями, но теперь уверился в том, что здесь есть немало умных и проницательных людей. И никакая Академия для этого не понадобилась.
В конце концов, сам лагерь был так же построен на руинах. В крайнем случае они вполне сойдут в качестве сносной дипломной работы, которая, может, не прославит его имя на весь даршан, но хотя бы поможет закончить Академию.
К вечеру боль совсем прошла, и о себе теперь напоминал лишь большой рубец на ладони, но держать пишущую принадлежность в руках все ещё было весьма затруднительно. Тем не менее Кавех попытался записать все то, что видел и слышал. Записи стали похожи на дневник. По крайней мере, надеялся он, от него останется хоть что-то, если пустынники перестанут быть благосклонны.
Вечером в лагере был большой праздник. С большой площадки перед зданием главаря слышался твёрдый голос Аль-Хайтама, хвалившего Халит за успех на вылазке. Сама девушка в долгу не осталась и тоже произнесла пламенную речь.
Вопреки ожиданиям, Кавеха не лишили ужина. Аль-Хайтам поступал с ним справедливо - оттягивал вожделенную свободу за нарушение уговора, но страдать не позволял. В этот раз Кавеху даже досталась свежая вода из украденных бурдюков. Сперва студент не решался её пить, зная, что досталась она чужими страданиями. Но не смог побороть жажду. Жар все ещё не до конца отступил. Осушив все до дна, архитектор ощутил, как тяжёлая нега отступает.
На пустыню опускался вечер. Солнце оставило луне свои права до утра. Шум на площади не стихал до глубокой ночи.
Кавех засыпал с мыслью, что все сложилось куда удачнее, чем могло бы. В конце концов, сбеги он от Али, мог бы уже, как выразился Ахмар, кормить пустынных червей. Или же, попади в плен к другим, менее радушным и сговорчивым пустынникам, уже оказался бы измучен голодом или забит до смерти.
Перед тем, как позволить ему провалиться в глубокий сон, сознание подбросило Кавеху последнюю неожиданную картину - стоящего к нему спиной главаря пустынников, обнажённого выше пояса.
На поясной кобуре из кожи сияло успокаивающее зелёное свечение, и студент наконец уснул со странным, даже парадоксальным в его ситуации ощущением покоя и безопасности.