Замки в небе

Жадность

— Ааааххх... мммм...

Галф проснулся от дезориентирующего головокружения, когда кровь отхлынула от его головы и устремилась вниз, к твердому члену, сминая простыни на кровати под ним. Чернота безлунной ночи говорила о том, что час был достаточно поздний для того, чтобы дворец Монгкула погрузился в сон, но не настолько поздний, чтобы рассветные мелки начали прорисовывать небо.

Те минуты посреди ночи, в течение которых, на протяжении снежных недель, прошедших с момента возвращения в карете из Бусабы, тело омеги никогда не ощущалось полностью принадлежащим ему...

Окрашенные в цвет индиго океанские волны разбиваются, чтобы поглотить его целиком, безжалостно увлекая вниз, в непреодолимое сердце доминирующей, восхитительной зыби. Дуги, а затем подводное течение, затягивающее Галфа под воду, пока он не задохнётся в водовороте морского аромата...

Каждый трепещущий нерв, такой живой, перебрасывался с камня на зазубренную скалу, когда возбуждение разливалось по венам неудержимыми приливами природы. И не важно, как сильно он терся, как яростно боролся со своей подергивающейся эрекцией, этого никогда не было достаточно.

Ему нужно было больше — ему нужен был Мью.

Не король, который трахал его без чувств, на антисексуальном автопилоте, в первые месяцы их брака, а мужчина, который держал его нежно, в безопасности, во время течки. Возносил его на небеса дразнящим прикосновением своего языка внутри. Тот, который целовал его все время, как будто во всем огромном мире были только они.

Тот, кому он... доверял в жизни, которая не давала повода для доверия.

С уверенностью в том, что магнитное притяжение Луны оказывает влияние на океаны — прилив, отлив, прилив — может ли этот человек после всего этого оставаться верным своему сердцу?

Но он...

просто

вне

досягаемости.

И с каждой проходящей ночью, когда он тянулся в темноте к своему мужу, Галф начинал немного лучше понимать самого себя. Зная тогда, что независимо от того, за сколько миль от слабостей и следов человека он вырос, он не был тем скромным бриллиантом, который полировал его дядя, — нетронутым, целомудренным и послушным, со светящимся ореолом, который никогда не тускнел.