Милый ненавидит умирать

Глава 3. Ненависть

Тёплые солнечные лучи приятно грели чистую, бархатную, будто девичью кожу, послевкусие сладкой говядины до сих пор оседало на языке, ветер за окном красиво шелестел листьями Тёмного леса. Идеально белые простыни успокаивающе шуршали от каждого малейшего движения, мягкий матрас послушно проседал под весом Линча, звёздочкой развалившегося на кровати, ровно огибая формы худощавого тела. Сытый, только наевшийся, вымытый и потому довольный, он почти неподвижно валялся в чём есть, в одной единственной махровой тряпке, сползшей с бёдер, и растекался по кровати, как какая-то бесформенная слизь. Интересно, а Нечисть в виде слизи существует? Нечисть... Вампиры... Джон. Одна случайная мысль породила целую цепочку, с каждым следующим звеном становящуюся всё удручающе и угрюмей, быстро подпортив совсем недавно поднявшееся настроение. Опять. Зато вернуло в реальность, и Егор наконец вспомнил, что ему стоит одеться, потому что мало ли, когда его Величеству Вампиру захочется без стука вломиться к нему в комнату за свежей кровью или ещё для какой неизвестной цели. Обещанная новая одежда нашлась скомканной, небрежно брошенной на тумбу с другой стороны кровати, поначалу из-за неаккуратного вида показавшейся Линчу какими-то тряпками. «Ну кто так делает? — возмутился он про себя, — помнётся же!» Поднял и расправил первую вещь, багровую, цвета засохшей крови: рубашку размером чуть больше Егориной светлой, новую, идеально чистую, но уже, к сожалению, чуть помятую. Он обречённо вздохнул, разложил её на кровати, расправив, тщетно надеясь, что она каким-нибудь чудом выпрямится, и потянулся за следующей вещью. Ею оказались чёрные штаны, за счёт своего цвета профессионально скрывающие небольшие складочки, такие же чистые, новенькие, будто наперекор рубашке наоборот чуть маловатые Линчу, с необычной деталью в виде пуговиц сбоку, с одной стороны, словно специально рассчитанной на закованную в цепь ногу. Но выбирать не приходилось, и он, вновь вздохнув, откинув куда-то в сторону набедренную тряпку, стал влезать в первую штанину, тяжеловато ползущую по ноге, — слишком узко, — а затем и во вторую. Штаны оказались впритык, штанины еле как доходили до щиколоток, но зато, плотно обтягивая ноги, они полностью выпрямились, избавившись почти ото всех складочек. Ну, хоть какой-то плюс. Егор уже потянулся за рубашкой, как за спиной скрипнула дверь, и, не успел он и моргнуть, Джон неуловимой тенью метнулся к нему и вдруг... обнял? К лопаткам плотно прижалась чужая грудь, острый подбородок опустился на плечо, ледяные руки мягко коснулись кожи, одна — тонкой шеи, другая — впалого живота. Вампир обхватил его, как хищник свою жертву, ещё не собирающийся убивать, пока только планирующий поиграться, поиздеваться, смотря на живые мучения с мерзкой наслаждающейся ухмылкой. Уже знакомая боль от укуса острых клыков, не раз пережитая, изученная до оскомины на зубах, вспыхнула в мозгу разрастающейся опухолью, содрогнув всё тело от головы до кончиков пальцев, поиграв с каждым даже малейшим нервом, хотя на самом деле Джон стоял неподвижно, не предпринимая никаких действий. А мысли неуловимо бежали, разрастаясь, превращаясь в страшное месиво, показывая Линчу всё ухудшающиеся и ухудшающиеся сценарии, в деталях изображая всё: каждую изломанную косточку, каждый отгрызенный кусок плоти, каждый зверский укус, каждое ранение и все-все синяки, царапинки, пятна и лужи крови, грязь. Егор плотно сомкнул челюсти, противно скрепя зубами, беспомощно вцепился в рубашку в руках до побелевших костяшек, скомкав её, хотя совсем недавно недовольно расправлял все неровности, уставился широко раскрытыми, запуганными, чуть ли не плачущими глазами куда-то в окно, на деле не смотря никуда, разве что в пустоту. И голос, этот дурацкий нахально-подростковых голос, эти нервирующие высокие нотки — раздались, словно гром среди ясного неба, прямо над ухом, обжигая смазливым ледяным шёпотом: