Часть 35

1.2K 26 1
                                    


Брохвич продолжал:
- Вот именно. Тогда смело можешь сказать: все кончено! А посему и не старайся добиться золотой медали, достаточно будет и похвальной грамоты.
- Я своих першеронов вообще выставлять не буду.
- Весьма разумно!
Барон Вейнер пригладил свои бачки:
- Кстати о выставке. Пан майорат, а вы будете выставлять своих лошадей?
- Дня через два я как раз поеду по этому делу. Выставлю десять породистых кобыл.
- «Муз»?
- О нет! Но они будут той же масти и породы. Четверок я разъединять не стану. Будет и Аполлон.
- Как украшение?
- Или декорация, которая заставит панну Риту расхвораться, - подхватил Брохвич.
Молодой Жнин сказал:
- Я слышал, что и баронесса Эльзоновская выберется на выставку с вашим дедушкой и панной Люцией.
- Да, они все поедут.
- Ага! Значит, и панна Рудецкая будет! - сказал Брохвич. - Вилюсь Шелига мне о ней так восторженно рассказывал. Она меня ужасно заинтересовала. Она правда такая красивая?
Трестка искоса глянул на майората, ответил серьезно:
- Очень красивая и весьма неприступная.
- Ну, последнее - это большое достоинство.
- А по-моему, изъян, - отозвался Жнин.
- Неприступность - изъян у замужних, а не у девиц.
- Брохвич, ты не пьян?
- Ничуть!
- Да ты же говоришь неслыханные вещи! Трестка встряхнул головой:
- Вот именно. Сегодня она не к лицу как замужним, так и девицам.
- Ты так говоришь после всех своих поражений. Брохвич прервал их:
- Господа, оставим Трестке судить о Рите. Поговорим лучше о панне Рудецкой, кстати, как ее зовут? Кажется, Стефания?
- Да, очаровательная Стефа!
- Больше всего нам о ней сможет рассказать майорат, как частый гость в Слодковцах... Вальди, какого рода добродетелью обладает панна Стефа? Очень бы хотелось знать. Да что с тобой?
Вальдемар был бледен. Обратив на Брохвича стальной холодный взгляд, он кратко ответил:
- О панне Стефании Рудецкой не следует говорить в таком тоне.
Это прозвучало как откровенное предостережение. Наступило молчание, чуточку неловкое.
Брохвич покраснел и потупился. Трестка порывисто сорвал с носа пенсне, потом очень старательно стал надевать его назад. Выражение его лица гласило: «Я шел по следу... и вот я настиг!».
Вейнер, поглаживая бакенбарды, смотрел на Вальдемара понимающе и уважительно, потом тихо шепнул:
- Джентльмен!
Остальные удивленно переглядывались.
Вальдемар молчал, дымя сигаретой, чтобы дать им время все обдумать.
Первым отозвался Брохвич:
- Прости, Вальди. Признаюсь, мы совершили бестактность, но нас можно понять - никто из нас, кроме Трестки и барона, не знаком с панной Рудецкой.
Его искреннее раскаяние тронуло Вальдемара, и он сказал с улыбкой:
- Я всего лишь хотел дать понять, что следует выбирать слова, говоря о незнакомых людях, в особенности о молодых девушках.
Однако тут же в голове Вальдемара промелькнула горькая мысль: «И я еще морализирую! Как будто я сам так уж почтительно выражался о незнакомых мне паннах!»
И он поторопился поддержать разговор.
Вновь воцарилось прежнее веселье.
К концу вечера князь Занецкий вновь коснулся несостоявшегося замужества графини Барской. Он был здесь самым заинтересованным лицом, а поведение Вальдемара внушало ему некоторые надежды. Решив убедиться окончательно, он с деланным безразличием спросил:
- Господа, вы не знаете, Барские будут на выставке или поедут за границу?
- Будут, - ответил кто-то.
А Вальдемар сказал:
- Один только Лигницкий отправился в Рим - якобы отслужить заупокойную по несбывшимся надеждам, а на самом деле - поискать новую партию. А Барская на выставке обязательно будет. Так что готовьте копья, господа, дабы преломить их на турнире в борьбе за ее перстень, - добавил он, не скрывая иронии.
Все посмотрели на него. На миг стало тихо. Вальдемар удивленно глянул на них:
- Что вы на меня так уставились?
Трестка бухнул:
- Они уверены, что на этом турнире их ожидает нешуточное препятствие.
- Это какое же?
- Препятствие в вашем лице. Считается, что победу добудет исключительно ваше копье.
Вальдемар пожал плечами, пустил клуб дыма к потолку и равнодушно сказал:
- В таком случае, господа мои, вы plus royaliste que le roi.[46]Подозреваете меня в намерениях, каких у меня нет.
Слова эти произвели большое впечатление. Князю Занецкому ужасно хотелось поблагодарить Вальдемара, но он справился со своими чувствами.
- Но ты, Вальдемар обязан научить меня, как добывают лавры у прекрасных дам, потому что я, сказать по правде, понятия о том не имею, - сказал Брохвич.
- Спроси Трестку. Он вот уже три года ведет кампанию. Я сам в таких делах разбираюсь плохо.
Брохвич комичным жестом заломил руки:
- Вы слышали? Он не разбирается! Трестка сказал:
- Ну, вы отправляете Брохвича не по адресу. Я веду кампанию три года, все верно, но без всяких результатов...
- Слушай, Юрек, к чему тебе советы? - спросил Вальдемар. - Положись на себя, и дойдешь до финала... а то и до эпилога.
- Ох, где мне найти отваги... Вальдемар поднял брови:
- Ну, если ты в таком настроении собрался в бой, то лучше уж сразу закажи место в спальном вагоне и отправляйся в Рим следом за Лигницким...
Брохвич поклонился:
- Если я и поеду в Рим, то исключительно в свадебное путешествие!
- Ты великолепен! - усмехнулся Вальдемар. - Шампанского!
Вино полилось рекой, тосты следовали один за другим, звенели бокалы, и вскоре зазвучал полный жизни, молодости и веселья «Гаудеамус».
XXI
Наступило первое сентября. Солнце заливало поля, небесная лазурь была чистейшей, но краски ее уже чуточку поблекли в предчувствии осени.
Гнедая четверка из Слодковиц ехала посреди полей, запряженная в изящное ландо. Пани Эльзоновская, Стефа и Люция ехали в костел.
По обеим сторонам дороги шагали на воскресную мессу толпы крестьян в красочных нарядах, радовавшихся успешному завершению жатвы. Пани Идалия была в самом хорошем расположении духа, под стать погоде. Она весело разговаривала с сидящей рядом Стефой, поглядывая на нее с истинным расположением. Стефа же выглядела великолепно. Серо-голубая шелковая мантилья окутывала ее мягкими складками, оттеняя белизну ее кожи. Она живо беседовала со спутницами, однако в ее блестящих глазах внимательный наблюдатель мог бы заметить печаль; на лице ее появилось прежде не свойственное ей выражение. Порой ее густые темные брови нетерпеливо хмурились, словно некая мысль неотвязно сопровождала ее. Но этот душевный непокой лишь прибавлял ей прелести.
В костеле собралось много окрестной интеллигенции, с людьми этого круга в Слодковцах не поддерживали близких отношений. Вежливо кланяясь пани Идалии и Люции, все смотрели на них с тем невольным почтением, какое внушают древность рода и высокое общественное положение. Иным достаточно было и того, что на упряжи прекрасных лошадей сияли княжеские шапки, что эти дамы обитают не где-нибудь, а в замке.
Молодежь смотрела главным образом на Стефу, обмениваясь разнообразными замечаниями. Мужчин волновала ее красота, все они признавали, что Стефа держится с большим благородством. Дамы, однако, тихонько злословили на ее счет; все знали, что она - дочка зажиточного жителя Царства. Об этом рассказывал Вилюсь Шелига, со многими здесь знакомый и бывавший у них частенько. По его недомолвкам многие поняли, что студент был влюблен в панну Рудецкую, что вызывало к ней еще больший интерес. Перед началом мессы произошло движение перед ризницей, и вошел Вальдемар.
Все взгляды обратились от Стефы к нему. В этом костеле он был редким гостем. Пани Идалия, завидев его, удивленно подняла брови. Стефа залилась румянцем. С того утра, когда он обошелся с ней так холодно, девушка не видела его. Прошел месяц с тех пор, как он появлялся последний раз. Теперь он внезапно объявился в костеле, где прежде почти не бывал. Быть может, знал, что встретит здесь, ее?

***
46
Больше роялисты, чем сам король (франц.).

Прокаженная.Место, где живут истории. Откройте их для себя