Прокаженная.

Часть 53

 Панна Рита побледнела:

— Вольны, кто сомневается. Только... мне казалось, что вы поступили так под влиянием минуты... и, быть может, чуточку против воли...

Вальдемар раздельно и внятно произнес:

— Уверяю вас, я был искренен. Никаким «влияниям минуты» я не поддаюсь. Совсем наоборот — я всегда стараюсь, чтобы особа, которой я интересуюсь, не была скомпрометирована излишним вниманием и не попала под огонь «общественного мнения».

Рита сидела бледная, пытаясь овладеть собой. Потом холодно ответила:

— Что до «особы», ее вы, возможно, и не скомпрометируете. Но вот о вас самом могут подумать...

— Это право того, кто так подумает. Обо мне могут говорить и думать что угодно. Но только — обо мне. Это — предостережение, — добавил он, выделяя последние слова.

— Предупреждайте других. Я не собираюсь поднимать брошенной вами перчатки. Могу лишь выступить в вашу защиту в... в некоторых кругах, где ваш вызов наверняка уже замечен и принят.

Михоровский раскланялся:

— В вас я и не сомневался.

— Ох...

Панна Шелижанская задумчиво опустила голову. Заходящее солнце в последний раз осветило павильоны и деревья, бросило сияние, словно последний взгляд, на веранду кондитерской и столик, за которым каждый думал о чем-то своем, но все мысли касались одного предмета.

В середине сентября обитатели Слодковиц и Обронного покинули выставку. Майорат оставался до самого закрытия. Все разъезжались не без грусти, но расставались они не больше чем на неделю. Затеянная майоратом охота в Глембовичах должна была положить начало новой череде развлечений. Дамам предстояло подобрать соответствующее количество нарядов, в том числе и маскарадные. Его энергия удивляла всех. На выставке он был самым деятельным, удивлял оригинальными идеями, и все предчувствовали, что в Глембовичах, где к тому же имелось несказанно больше возможностей, Михоровский превзойдет самого себя. Никто не догадывался, что привело его в такой азарт, хотя многие пытались доискаться истины. Некоторые считали, что причины в графине Барской (к их числу принадлежала и пани Идалия). Но большинство этому не верили.

Только самые близкие, включая панну Риту, Трестку и Брохвича, знали правду, однако даже им она казалась невероятной.