О тайнах сокровенных невеждам не кричи.
И бисер знаний ценных пред глупым не мечи.
Будь скуп в речах и прежде взгляни, с кем говоришь.
Лелей свои надежды, но прячь от них ключи.
Белоснежные стены госпиталя навевали тоску, а неприятные запахи лекарств как будто оседали в легких безысходностью. Ворону больших трудов стоило отодвинуть воспоминания о больнице — в детстве он слишком часто болел.
— Она пришла в сознание, но ее состояние все еще оставляет желать лучшего, — медбрат старался не смотреть Рауну в глаза. — Раны от такого оружия плохо заживают, понимаете.
— Мне нужно с ней поговорить, детали выздоровления меня не касаются, — ворон хотел было добавить, что охотница пострадала от рук Алисы, когда хотела ее убить, но передумал. Слухи слишком быстро распространяются. Медикам хватит и того, что исполняющей обязанности Лиона здорово досталось.
— Да, конечно, но недолго.
Раун усмехнулся. Все равно ни у кого из них духа не хватит прервать их беседу и попросить его на выход. Он поправил песочные часы, что держал под мышкой, и шагнул за дверь.
Кирана выглядела задумчивой — смотрела на свои бескровные руки, что-то бормотала под нос. Раун постучал костяшками пальцев по дверному проему, привлекая ее внимание. И олениха подняла перебинтованную голову.
— Я убила ее? — только и смогла она прошептать, кивнув на часы в руках Рауна.
— О, нет, — спохватился он и, подойдя, поставил часы на прикроватный столик. — Это Хильда. Я подумал, тебя это взбодрит.
Кирана дрожащей левой рукой подхватила сосуд, перевернула и прижала к груди.
— Спасибо, — едва слышно прошептала, морщась от боли, край песочных часов врезался в бок.
— Твоя жажда мести поостыла? — ворон сел на самом краю кровати, опустив крылья за изножье.
— Нет, — отозвалась олениха и, поведя плечом, повернулась к зашторенному окну. Бледные лучи солнца едва пробивались сквозь занавески, окутывая белоснежную комнату дымкой. — Теперь я еще сильнее уверена в своей правоте.
