Рвется связей людских изначальная нить,
Привязаться — к кому? Что — любить? С кем дружить?
Человечности нет. Лучше всех сторониться
И, души не раскрыв, пустяки говорить.
— Живее! — шикнула Химари, нервно поглядывая на пока пустующее небо. Ангелов еще не было — хоть малейшая передышка. — Ну?!
Тигр последним прошел в полумрак невысокого грота, Химари нырнула следом.
— Я останусь на страже, — Люция сняла арбалет и мотнула головой в сторону затянутого тучами неба.
Кошка кивнула, забрала мешок с мясом и оставила гарпию любоваться просторами необъятной империи. Ее больше заботила старая катана, запасы игл и две заветные коробочки, одна для клинка, другая с косметикой. А империя — сколько раз она видела ее. Меняющуюся, умирающую и воскресающую. Объятую пламенем, сожженную бунтами и уничтоженную лицемерием. Вот пусть эта бескрылая посмотрит на империю, покорить небо которой она больше никогда не сможет. Возможно, бесстрашная Люция, ты видишь ее такой в последний раз.
Химари предполагала, что им придется дожидаться ночи — от грота до поредевшего осеннего леса тянулись поля, бежать далеко, первый же патруль крылатых заметит беглянок. В сам же грот вела лишь одна дорога — через логово кумо, ни один ангел не рискнет пойти в разведку. Стоило отдать должное, временная замена охотниц пришлась слишком кстати, теперь засады в лесу не жди, а небо за несколько часов стемнеет. К тому же, Люция сказала, что через пару дней — новолуние, а значит, и сегодня ночь будет черна, даже совиному патрулю придется нелегко. Только бы никто не нашел их раньше.
Пока Люцифера устраивалась возле выхода, прячась в тени, Химари сняла с тигра тяжелую ношу оружия и потрепала зверя по холке. Не думала, что он увяжется за ней. Стоило быть благодарной. И она щедро выдала ему палку колбасы, а сама села с клинком и старой деревянной коробочкой в угол. За двадцать лет с мечом могло произойти очень многое, а походный набор вполне мог прийти в негодность. Скрепя сердце, Химари вынула катану из ножен, осторожно провернула в руке, и облегченно выдохнула. Ни ржавчины, ни зазубрин, вот только рукоять истерлась. Кошка уложила клинок на колени и открыла коробочку с инструментами, выудила утико — мешочек-погремушку — и тихонько потрясла, белая пыль глинозема тут же клубом осела на руку. Значит, лезвие она почистит. Абура — пузырек с маслом- потемнела, жидкость медленно скользила по стенкам. Пойдет. Несколько плотных тряпочек были испачканы гвоздичным маслом, но оно высохло и затвердело. Черные кожаные ленты, смотанные в шар, даже не иссохлись.
