Когда Марта ушла, Мери свернула на дорожку, которая вела к калитке в огороде. Она невольно думала о том саде, в котором никто не бывал уже десять лет; думала о том, какой вид имеет этот сад и есть ли еще в нем какие-нибудь живые цветы.
Когда она прошла через калитку, она очутилась в большом саду с широкими лужайками н извилистыми дорожками с подчищенными краями. Там были деревья, клумбы, хвойные деревья, подстриженные в разных причудливых формах, и большой пруд со старым серым фотоном посредине. Но клумбы были обнажены, а фонтан не бил. Это не был запертый сад. Как можно запереть сад? Ведь в сад всегда можно войти...
Она думала как раз об этом, когда увидела, что в конце дорожки, по которой она шла, находится длинная стена, вся покрытая плющом. Меря была недостаточно знакома с Англией, чтоб догадаться, что она приближалась к фруктовому саду и огороду.
Она подошла к стене и увидела зеленую калитку, которая была отворена. Это, очевидно, не был запертый сад, и сюда можно было войти.
Пройдя в калитку, она увидела, что это был сад, обнесенный вокруг стеною, и что таких садов было несколько; все они, очевидно, сообщались между собой. Потом она увидела еще одну открытую зеленую калитку, сквозь которую виднелись кусты и дорожки между грядами зимних овощей. Фруктовые деревья росли возле самой стены, а некоторые из грядок были прикрыты стеклянными рамами. Мери постояла, посмотрела вокруг и решила, что все это очень некрасиво и голо. Летом, когда все было зелено, сад, быть может, был красивее, но теперь в нем ничего красивого не было.
Через несколько минут из калитки, ведшей в другой сад, вышел старик с заступом на плече. Когда он увидел Мери, на лице его выразилось изумление, и он слегка приподнял шляпу. Лицо у него было угрюмое, и ему, видно, не особенно приятно было встретить Мери; но ей не нравился его сад, выражение лица у нее тоже было неприветливое, и встрече со стариком она тоже не особенно обрадовалась.
-- Что здесь такое? -- спросила Мери.
-- Один из огородов, -- ответил он.
-- А там что? -- сказала она, указывая на растворенную зеленую калитку.
-- Еще один, -- сказал он лаконически. -- А по ту сторону стены еще один, а за ним еще огород.
-- Можно мне туда пойти? -- спросила Мери.
-- Если хочешь... Только смотреть там нечего.
Мери ничего не ответила. Она пустилась идти прямо по дорожке и прошла чрез вторую зеленую калитку. Там она опять увидела стены, опять зимние овощи и стеклянные рамы, но во второй стене была еще одна зеленая калитка, которая не была отперта. Быть может, она вела в тот сад, которого никто не видел уже десять лет.
Так как Мери никогда не была робкой и всегда делала все что хотела, то она подошла к зеленой калитке и повернула ручку. Она думала, что калитка не отворится, потому что ей хотелось верить, что она нашла таинственный сад, но калитка отворилась легко, и когда Мери прошла чрез нее, она очутилась в фруктовом саду. Он тоже был обнесен стеною, возле которой росли фруктовые деревья, но зеленой калитки там не было. Мери стала искать ее, потому что, когда она дошла до другого конца сада, она заметила, что стена там не кончалась, а тянулась дальше. За стеной виднелись вершины деревьев, и, когда Мери остановилась, она увидела птичку с ярко-красной грудью, сидевшую на самой высокой ветви одного из них. Птичка вдруг запела почти в ту же самую минуту, когда увидела Мери, точно стала звать ее.
Мери остановилась и стала слушать; и почему-то такой веселый, ласкающий свист вызвал в ней приятное чувство. Даже угрюмый, неприятный ребенок может чувствовать себя одиноким; а большой запертый дом, широкая обнаженная степь и обширные обнаженные сады вызвали в Мери такое чувство, как будто во всем свете никого не осталось, кроме нее одной. Если бы она была ласковым ребенком, который привык к тому, чтобы его любили, то она бы сильно затосковала, но даже угрюмая Мери чувствовала себя заброшенной, и веселая красногрудая птичка вызвала на ее хмуром лице нечто похожее на улыбку.
Она стояла и слушала птичку, пока та не улетела. Птичка эта вовсе не походила на птиц в Индии и очень понравилась Мери. Она подумала о том, увидит ли она ее еще когда-нибудь. Быть может, она жила в таинственном саду и хорошо знала его!
Мери, вероятно, потому так много думала о запущенном саде, что ей нечего было делать. В ней проснулось любопытство, и ей захотелось видеть, что это за сад. Почему м-р Арчибальд Крэвен зарыл ключ? Если он так любил свою жену, почему он так ненавидел ее сад? Она подумала о том, увидит ли она когда-нибудь м-ра Крэвена, и решила, что если увидит, то он ей не понравится, она ему тоже не понравится, и она будет стоять и смотреть на него, не говоря ни слова, даже если ей страшно захочется спросить его, почему он сделал такую странную пгтуку.
"Я никогда не нравлюсь людям, и люди не нравятся мне, -- подумала она. -- И я никогда не умела говорить так, как дети Моррисона. Они всегда говорили, и смеялись, и шумели".
Она подумала о красношейке, как она запела будто ради нее одной, и, вспомнив о дереве, на ковром сидела птичка, она внезапно остановилась.
-- Мне кажется, это дерево растет в таинственном саду, я уверена в этом, -- сказала она, -- Там была стена, но не было калитки.
Она вернулась в первый фруктовый сад и нашла там старика, который копал землю. Она подошла, остановилась возле него и несколько минут холодно смотрела на него.
Он не обратил на нее внимания, и она, наконец, заговорила с ним.
-- Я была в остальных садах, -- сказала она.
-- Тебе ничто не помешало, -- брезгливо ответил он.
-- Я зашла в фруктовый сад.
-- Там у калитки собак нет, -- ответил он.
-- Но там больше нет калитки в другой сад, -- сказала Мери.
-- В какой сад? -- спросил он грубо, на секунду перестав копать.
-- В тот сад, по другую сторону стены, -- ответила Мери. -- Там есть деревья -- я видела их верхушки. На одном из них сидела птичка с красной грудью и пела.
К ее великому удивлению, выражение его угрюмого обветренного лица вдруг переменилось. По лицу медленно расползлась улыбка, и у старого садовника вдруг стал совсем другой вид. Мери вдруг подумала -- и это показалось ей странным, -- что человек выглядит гораздо лучше, когда он улыбается. Прежде она никогда не думала об этом. I
Садовник вдруг обернулся в сторону фруктового сада и начал свистеть -- тихо и нежно. Мери никак не могла понять, как такой угрюмый человек мог издавать такие ласкающие звуки.
В следующую минуту произошло нечто удивительное. Она услышала мягкий шелест крыльев в воздухе -- это летела к ним птичка с красной грудью. Она уселась на большой глыбе земли, очень близко к ноге садовника.
-- Вот она, -- ласково сказал садовник и стал говорить с птичкой, точно с ребенком.
-- Ты где была, маленькая попрошайка? -- сказал он. -- Я тебя только сегодня увидел!
Птичка наклонила головку набок и глядела прямо на него своим блестящим глазом, похожим на капельку черной росы. Она, казалось, ничуть не боялась, она прыгала и быстро долбила клювом, отыскивая семена и насекомых. В сердце Мери шевельнулось какое-то странное чувство, потому что птичка была такая веселая и красивая и казалась настоящей особой. У нее было маленькое толстое тельце, тоненький клюв и тоненькие стройные ножки.
-- Она всегда прилетает, когда вы ее зовете? -- почти шепотом спросила Мери.
-- Да, почти всегда. Я знаю ее с тех пор, как она была маленьким птенчиком. Она вылетела из гнезда в другом саду и когда в первый раз перелетела чрез стену, то была слишком слаба, чтобы улететь назад; в эти несколько дней мы и подружились. Когда она опять улетела по другую сторону стены, все остальные птицы уже покинули гнездо; она осталась совсем одна и вернулась ко мне.
-- Что это за птичка? -- спросила Мери.
-- А ты не знаешь? Это малиновка, ласковая, любопытная птичка. Они почти так же ласковы, как собачки, если только уметь с ними обходиться. Посмотри-ка, как она тут роется и поглядывает на нас! Она знает, что мы о ней говорим!
И старик с любовью и гордостью посмотрел на красногрудую птичку.
-- И любопытна же она, -- продолжал он со смехом, -- всегда является посмотреть, что я сажаю. Она все это знает. М-р Крэвен ничуть об этом не заботится. Это она главный садовник.
Птичка продолжала прыгать, усердно клюя что-то и по временам поглядывая на них обоих. Мери казалось, что ее глазки, похожие на капли черной росы, смотрели на нее с большим любопытством, как будто она хотела познакомиться с нею поближе. В сердце Мери шевельнулось какое-то странное чувство.
-- А куда улетели остальные птенцы? -- спросила Мери.
-- Неизвестно. Старые птицы выталкивают их из гнезда и учат их летать, и все они очень скоро разлетаются в разные стороны. А эта вот была умница и поняла, что она одинока.
Мери подошла поближе к птице и пристально поглядела на нее.
-- Я одинока, -- сказала она.
Мери прежде не понимала, что именно это и делало ее такой кислой и сердитой; она, казалось, поняла это только тогда, когда поглядела на птичку, а птичка на нее.
Старый садовник сдвинул шапку со своей лысой головы и с минуту смотрел на Мери.
-- Это ты -- девочка из Индии? -- спросил он.
Мери кивнула головой.
-- Неудивительно, что ты одинока, -- сказал он.
Он снова начал копать, всаживая заступ глубоко в жирную черную землю, а птичка все прыгала вокруг него с озабоченным видом.
-- Как вас зовут? -- спросила Мери.
Он выпрямился, чтобы ответить ей.
-- Бен Уэтерстафф, -- сказал он и потом добавил с кислой улыбкой: -- Я тоже одинок, когда ее нет со мной! -- Он ткнул пальцем по направлению к птичке. -- Она мой единственный друг.
-- А у меня совсем нет друзей, -- сказала Мери, -- и никогда их не было. Моя айэ не любила меня, и я никогда ни с кем не играла.
Йоркширцы обыкновенно очень откровенно высказывают свои мысли, а старый Бен был настоящий йоркширец.
-- Ты и я очень похожи друг на друга, -- сказал он. -- Мы с тобой вытканы из тех же самых нитей. Оба мы некрасивы, и оба на самом деле так же кислы, как выглядим. Бьюсь об заклад, что у нас обоих одинаково скверный характер.
Это было довольно прямо и резко, а Мери Леннокс никогда в жизни не слышала правды о себе. Слуги в Индии всегда преклонялись и подчинялись, что бы с ними ни делали. О своей наружности она вообще никогда не думала, но теперь ей пришла в голову мысль, действительно ли она так непривлекательна, как и Бен, и был ли у нее такой же кислый вид теперь, как и до появления птички. Ей стало не по себе.
Близ нее вдруг раздалась ясная, чистая трель, и она быстро обернулась. Она стояла в нескольких шагах от молодой яблони, на одной из ветвей которой уселась малиновка и начала петь. Бен рассмеялся.
-- Почему она запела? -- спросила Мери.
-- Она решила подружиться с тобой, -- ответил Бен. -- Ты ей, видно, пришлась по нраву!
-- Я? -- воскликнула Мери и шагнула поближе к яблоне, глядя наверх. -- Хочешь подружиться со мной? -- сказала она птице, как будто говорила с человеком. -- Хочешь?
Она сказала это не своим обычным чопорным тоном и не повелительным "индийским" тоном, но так нежно и ласково, что старый Бен был так же изумлен, как и она, когда впервые услышала, как он свистал.
-- Как ты это хорошо и ласково сказала, -- воскликнул он, -- как будто ты и в самом деле ребенок, а не чопорная старуха. Ты говорила почти так же, как Дикон говорит со своими дикими любимцами в степи.
-- А вы знаете Дикона? -- спросила Мери, быстро обернувшись к нему.
-- Его все знают. Дикон ходит повсюду. Даже ягоды и цветы его знают. Я думаю, что ему лисицы показывают, где их детеныши, и жаворонки от него не прячут гнезд.
Мери очень хотелось задать еще несколько вопросов. В ней заговорило такое же любопытство по отношению к Дикону, как и по отношению к заброшенному саду. Но в эту минуту малиновка, которая перестала петь, тряхнула крылышками, расправила их и улетела.
-- Она перелетела по ту сторону стены! -- воскликнула Мери, следя за ее полетом. -- Она полетела в фруктовый сад... а теперь она уже за второй стеной... в том саду, где нет калитки!
-- Она там живет, -- сказал старый Бен, -- там она вылупилась из яйца где-нибудь между розовыми кустами.
-- А там есть розовые кусты? -- спросила Мери.
Бен снова взялся за заступ и начал копать.
-- Были... десять лет тому назад, -- пробормотал он.
-- Я бы хотела их видеть, -- сказала Мери. -- Где зеленая калитка? Где-нибудь ведь должна быть калитка!
Бен сунул заступ глубоко в землю, и вид у него стал такой же недружелюбный, как и в первую минуту, когда Мери увидела его.
-- Была... десять лет тому назад, а теперь ее нет, -- сказал он.
-- Нет калитки! -- воскликнула Мери. -- Она должна быть!
-- Нет ее, и никто ее не может найти, и никого это не касается. А ты не будь надоедливой и не суй своего носа, куда не надо! Ну, мне теперь надо работать. Ступай себе играть; у меня больше нет времени!
И он перестал копать, вскинул заступ на плечо и отошел, не взглянув на нее и даже не простившись.
