Свести натуралов? Да легко!

Но ты всегда узнаешь что-то новое.

  Начало мая ознаменовалось жуткой температурой, доходящей почти до плюс тридцати, и частыми затяжными ливнями. Природу бросало то в жар, то в холод и нас вместе с ней. Приближалось страшное — ЕГЭ, и никто не мог спастись от него.

Я тихо выдохнул, натягивая ненавистную рубашку и чёрные штаны — школьный дресс-код никто не отменял. Утро мягким светом яркого солнца разливалось по комнате, отец за стенкой нещадно храпел в обе дырки, и вдруг пришло осознание, что с такими звуками на постоянной основе я уже перестал пользоваться будильником. Папа набирал громкость каждый день к семи утра. Следовательно, и в выходные он меня не жалел. А я, вообще-то, спать хотел!

Подкатываю рукава белой рубашки и натягивают сверху бордовую жилетку — фирменный цвет нашей школы — лейбл, ага.

Протяжный зевок срывается с губ, когда я выхожу на улицу — привилегия частного дома в том, что есть второй этаж, а, главное, нет засранного подъезда.
Первым уроком была физика, а значит мне в школе пока делать нечего. С Сергеем Михалычем мы с первого же взгляда не сошлись характерами — я не любил физику, а физика терпеть меня не могла.

Потом история, русский, три геометрии и ОБЖ с информатикой. Блин, да мне вообще в школе делать нечего.
Но не пойти я не мог. Тренировки волейбольной команды никто не отменял. Поэтому просто направился в спортзал, вспоминая о том, что директор разрешил снимать учеников с уроков, чтобы натренировать идиотов к матчу против спортивной школы. Все понимали, что мы не выиграем, но и с очень уж разгромным счётом проиграть права не имели — элитная гимназия, как никак.

Я не учёл лишь одного. Помимо моей команды в зале разминались ещё и баскетболисты. Итак, Дарлен, скажи прощай своему самообладанию. Ты похеришь его, как только посмотришь на противоположную сторону площадки. Будь благоразумен. Тебе нужен мозг. Ты ж не течная сука, чтобы расплываться при каждом взгляде. Успокойся и обратись к команде.

— Дегенераты, — голос вышел совсем не таким командным, как мне бы того хотелось. — Я в вас не верю, поэтому вы должны жопу порвать, но выгрызть у этой спортивной школы победу. Связующие — сердце и мозг команды, хольте их и лелейте. Звягинцев! — я рявкнул так, что даже тренер баскетболистов поморщился. — Ты, блять, какого хрена делаешь?! Я тебе сейчас яйца оторву, если ты не перестаешь сосаться с девкой. Ты не ахуел, вообще!

Вице капитан, по совместительству связующий, тяжело вздыхает, за ухо оттаскивая капитана от покрасневшей до багряности девушки, которая убегает в тот же момент под общий смех команды.

— Ай-яй, больно же! — Звягинцев тихо матерится, вставая в начало ширенги.

— Пятьдесят приседаний! Начали! — я прикрываю глаза, мысленно жалея себя, ну что за идиоты мне достались?

Теперь понимаю, почему это наказание от директора.

&

— Так-с, что мы видим? — Алёнка поднимает футболку, рассматривая в зеркале живот.

Длинный порез, зашитый специальными нитками, начинается под грудью, огибает пупок, спускаясь ниже буквально на пару сантиметров. Сейчас ей нельзя было даже двигаться, потому что шов мог разойтись, но кто остановит идиота, интересующегося собственными будущими шрамами? Правильно, никто, здравомыслие под ручку сбежало вместе с благоразумием.

— Послушай, у тебя-то мозги есть? — Макс застыл на входе в палату.

Ерёмина так и повернулась к нему — с голым животом и торчащим из-под футболки лифчиком. Её абсолютно ничего не смущало. Да, блин, он же врач, будто баб голых не видел.

— Ты это о чём?

— Тебе повязку только вчера сняли. Ещё неделю с кровати вставать нельзя.

— Не хочу, — она надулась отворачивалась к зеркалу, поправила бандану на голове.

Вчера же был сеанс химиотерапии. Всё оказалось хуже, чем она могла предположить. Рвало каждые два часа, а на голове осталась только половина волос. Вообще-то, если так подумать, то платки ей идут.

— И, кстати, ты не вовремя, я сейчас буду яой смотреть.

— Боги, да я и сам уйду.

О яое вся больница знала уже через пару дней прибытия анимешницы. Теперь даже некоторые бабули приходили, чтобы посмотреть «Чистую романтику», «Больше, чем возлюбленные», «ЛВПЛ»...

— Эй, дык, Хару его любит! Чаго тянуть то? Давно бы детишек понаделали!

— Валентина Петровна, Рен — мальчик, не родит.

— Дак, это ж, как его, ты мне вчера про омегаверс втолковывала.

— Да нет, здесь без омегаверса. Но вы не волнуйтесь, они потом встречаться будут и жить вместе.

— А? Ну ладно тогда. Я думала: он совсем тупой, ну, Хару этот.

— Не, до него дойдёт. Не скоро, но дойдёт.

Вообще, было не скучно. Да и Макс постоянно в больнице, можно было и его подоставать иногда.

Шмидт уже собирался уйти, но, будто вспомнив что-то, обернулся, взяв ладонь Алёны в свои.

— Помнишь, я говорил, что буду рядом, и...

— До свидания, Максим Юрьевич, — она с дружелюбной улыбков захлопнула дверь палаты перед чужим носом.

Проходившая мимо бабуля из местных завсегдатаев покачала головой, обращаясь, словно бы в никуда.

— Нечего с бабой разговоры говорить. Надо вырубить, закинуть на плечо и отнести под венец. Я так с мужем познакомилась. С нами, девками, ласками подступаться бесполезно. Мы от ласки-то млеем, наглеем.

Макс проводил старушку долгим взглядом, взглянул на дверь палаты в последний раз и решительно направился по своим делам.

&

Дни тихо текли, унося за собой прожитые часы. Никита тяжело вздыхал, оторопело глядя по сторонам. Саша попросила встретиться до уроков у школы.

Звонок прозвенел; парень, в принципе, не торопился, но ждать порядком надоело. Саша неспеша подошла к нему, чмокнула в щёку и улыбнулась. Что-то странное промелькнуло на её губах, что-то тёмное блеснуло в глазах, придавая лицу какое-то зловещее выражение, чёрное и пугающее.

Никита сглотнул, ему было жутко не по себе. Он постарался играть убедительно и спокойно.

— Ты что-то хотела, — улыбка вышла почти не натянутой, а от того и натуральной.

— Мм, да. Ты знал же, что Коля уезжает?

Парень кивнул.

— И никому не сказал?

Никита насторожиться, но всё же снова кивнул.

— Насколько нужно быть тупым, чтобы не понять, что я играла с тобой? — лицо Саши озарила улыбка, такая жуткая и обманчиво ласковая.

— Что?

Солнцев отступил на шаг, поражённый её словами. Что вообще происходит? О чём она?

— Всё это время мне пришлось играть, врать и изворачиваться. Даже ревность усиленно изображала перед Ерёминой. А она, как полная дурочка, в это поверила. Я разбираюсь в компьютерах, и мне не составило труда взломать её страничку и скинуть скрины с камер наблюдения. Что в первый, что во второй раз. А вы такие глупые, сразу обвинили во всем эту наивную идиотку.

Никита и рта открыть не мог. Он настолько был ошарашен и убит этим внезапным признанием, что смог выполнить лишь:
— Зачем? — Солнцев тяжело осел на стоящую рядом лавку.

— Ты ещё спрашиваешь? Год назад, в клубе. Не помнишь? Я вот зато всё помню. Вы с Колей тогда поспорили, кто больше девок за ночь перетрахает. Я ведь любила его тогда, поэтому и не отказала, когда он предложил! Я была наивной девственницей. А что теперь? Ничего. Ты и он мне всю жизнь испоганили.

— На твоей невинности свет клином не сошёлся. Ты и без неё замуж выйдешь! — Никита действительно разозлился, забывая о первоначальном шоке.

— Он был пьяным и под наркотой. Он порвал меня. — почти на грани слышимости произнесла она.

— Он говорил, что на него не действует... — Никита отвёл взгляд в сторону, надеясь, что девушка не будет смотреть на него.

— Как видишь, соврал! Но мне уже плевать. Я уеду завтра. Поступать в университет МВД. Просто хотела рассказать тебе на последок, чтобы совесть загрызла. Но у тебя-то нет совести. О чём это я вообще?

Вдруг на Никиту накатила страшная злость, когда он понял, сколько всего произошло по её вине. Сколько ему пришлось пережить и вытерпеть.

Парень моментально подскочил, подлетая к девушке и хватая за руку, больно сжал запястье, отчего Саша пискнула.

— Сучка! Ты хоть знаешь, что натворила?! — рука под жестоким давлением жалобно захрустела.

— Ты мне жизнь сломал! Отпусти, придурок! — она вырвалась, отскакивая подальше. — Плевать мне на тебя. На всех. Уроды. Сынки богатых папочек, которые даже член удержать не могут.

&

Никита в полной прострации звонил Коле. Руки тряслись, и было абсолютно плевать, какой потом придёт счёт за международной звонок. Тяжёлая апатия накатывала и отпускала через секунду.

— ...yeah, itʼs real...

Похоже, что Коля всё ещё продолжал разговаривать с кем-то по ту сторону, снимая трубку. Голос его смеялся, а от этого на душе стало так тепло и приятно, что до одури странно.

— Hi.

— Придурок, мой английский на уровне дошкольника.

— Ники...та.

Солнцев удивленно выдохнул от странной надломленности в интонации. Сердце забилось тревожно и глухо, что-то произошло. Случилась какая-то неведомая херня, изменившая всё.

— Не ожидал?

На другом конце слышались тяжелые быстрые шаги и хлопок двери. Видимо, Коля куда-то вышел, чтобы остаться наедине с трубкой. Мышца в груди продолжала настороженно биться.

— Не ожидал... Я... Не хотел слышать твой голос.

— Аха. Чт-что? — смешок вышел убитым и наиграным.

— Я... боялся сорваться. Не звонил специально, ведь почти пять недель продержался. Чёрт, я сейчас сорвусь и прилечу. Я...

— Придурок, — Никита в ярости даже с лавочки подскочил. — Только посмей! Самолично убью. Зачем туда поехал? Чтобы просто так всё бросить? Ну уж нет! Будь добр, доведи дело до конца.

Парень злобно тыкнул на кнопку отбоя, будто это телефон виноват был во всём. Но лицо вдруг просветлело, а на губах заиграла глупая улыбка. Коля так часто думал о нём, что чуть не сорвался. Чёрт, а это до дебильности приятно оказывается и не противно нисколько.

&

Илья быстро глотает прописанные врачом таблетки, нервно постукивая по бедру.

В аэропорту куча народу, которые постоянно спешат куда-то и мельтешат перед глазами, раздражая. Подобные скопления людей вызывают лишь желание уйти подальше. Это последствия суицида или просто странная устоявшаяся мысль, засевшая давным давно где-то на задворках сознания?

Илья оглядывается по сторонам. Ожидание убивает, особенно когда ты знаешь, что осталось совсем чуть-чуть.

И тут, как по мановению волшебной палочки, из нужного входа просачивается толпа приезжих, гордо покидающая аэропорт. Багров быстро рассматривал всех, пытаясь выискать нужный ему объект.

Седьмое мая стало тем самым днем, когда нервы сдали, и он полетел в назначенное место, как ужаленный душевнобольной.

Вдруг в толпе мелькает тёмная макушка коротышки, а Илья по инерции выхватывает его из месива людей, утягивая в какой-то темный закуток, прикрытый густыми растениями. С начала Антон яростно сопротивлялся, а когда увидел того, кто его тянет, то быстро сдался, покорно следуя за «похитителем».

Они оказались одни. Илья резко повернулся, отчетливо осознавая, что в одну секунду был пленен любимыми глазами. Тёмная радужка к зрачку светлела, становясь почти золотой. Яркие серебристые искорки тепла и нескончаемого счастья томились у окраины, а сам Антон терпеливо наблюдал за рассматриванием собственного тела. Илья только подметил, что волосы заметно отросли, а вот рост не прибавился ни на йоту. Как был на голову ниже, так и остался.

— Я... — только-только Антон попытался открыть рот, но его резко прижали к себе, стискивая так, что ребра захрустели.

— Я скучал.

Антон снова ощущает своё сердце, которое пять месяцев назад оставил здесь, в России. Оно снова бьётся.

Теперь словно бы за двоих.