Кофе и молоко.

18

  Пронизывающий ветер забирается под куртку.

Слезы медленно стекают по лицу. Их словно бы уносит этим самым ветром куда-то далеко-далеко. К ней.

Эрен стоит перед могилой Микасы, не в силах дышать. Не в силах сдержать слез. Не в силах...

Просто не в силах.

Он опускается на колени. Кладет на сырую мерзлую землю букет ярко-алых роз. «Леви сказал, что это твои любимые цветы, Микаса».

Хочется сказать так много. Сказать то, что не успел сказать. И, почему же эти слова «имевши не храним, потерявши — плачем» настолько въедаются в душу? Почему люди забывают говорить друг другу все то, что потом говорить уже будет поздно? Просто... Почему мы так поступаем?

Мы не ценим друг друга, плюем друг на друга, забываем, что у каждого существа на этой чертовой планете есть чертовы чувства, которые мы не ценим, и на которые кладем?

— Микаса, я тут тебе твой дневник принес...

Дрожащей рукой Эрен достает из кармана книжечку с потертой обложкой и кладет ее рядом с букетом.

Хочется побыть здесь еще немного. Еще немного... Хотя бы целую вечность.

Но сзади подходит Леви, слегка приобнимает Эрена и шепчет на ухо:

— Эрен, нам пора. Микас ужасно устал. Точнее, это Фарлан устал мучиться с Микасом.

Эрен улыбается и встает, оборачиваясь к могилке и тихо шепча:

— Микаса, мы еще придем... Хоть завтра. Да, завтра. Жди нас, любимая...

Эрен, прижимаясь к Леви, идет вместе с ним к выходу с кладбища. Они вместе подходят к машине, и Эрен придает последние усилия, вытирая слезы с лица, и натягивая на себя веселую улыбку, открывая дверцу машины:

— Фарлан, он вам не надоел?

— Нет, что ты! Для меня одно удовольствие играть с ним! — мужчина весело смеется, глядя на маленького мальчика лет семи, с черными волосами и ослепительно зелеными глазами.

— Знаешь, Эрен, — Леви вдруг шепчет, — пускай Микас и приемный, его глаза поразительно похожи на твои.

— Возможно.

— Папа! И папа! — Микас, наконец, замечает мужчин и бросается в их объятия.

И лишь веселый смех слышен во всей округе.

***

— Леви!

В комнату заходит донельзя довольный Эрен и ставит на журнальный столик небольшую чашечку. Над ней есть небольшой дымок. От чашечки идет тепло. Аккерман недоуменно смотрит на Эрена, взглядом спрашивая, что это за белая, горячая субстанция находится в его любимой чайной чашке?

— Леви! Сегодня, как ты, наверное, и не догадываешься... Кароче, сегодня уже десять лет, как мы в первый раз встретились! Ты помнишь подробности? — Аккерман молча качает головой из стороны в сторону. — А помнишь, что ты тогда у меня попросил, а?!

Вдруг раздается скрип открываемой двери и топот маленьких ног поп полу.

— Что это?! — В комнату врывается Микас и, с радостным визгом несется к столу, на который бывший Йегер поставил чашку с чаем и...

Леви прямо в эту секунду, наконец-то, понимает, что в этой чашке.

— Микас, нет! — в унисон кричат мужчины, с ужасом видя, что маленький мальчик залпом выпивает то, что находилось в чашке, а потом его лицо искривляется и Микас выплевывает все на пол, с отвращением глядя на всю эту картину.

— Это не молоко! Почему?! Пап, что это такое?! — Микас оборачивается к Леви и тот, опуская голову, пытается не засмеяться в голос. Эрен же бегает глазами туда-сюда, пытаясь найти оправдание, или пытаясь просто подобрать пару слов, или фраз, просто чтобы Микас вышел из комнаты и бывший Йегер мог кактусом выдрать Аккермана за его медлительность. Но Эрен лишь улыбается, хотя его улыбка больше похожа на гримасу боли и отвращения, а потом приседает перед сыном и прижимает его к себе, на ухо шепча:

— Микас, родной, это лекарство для папы Леви... Понимаешь, он уже слишком старый, чтобы играть с тобой, вот он и пьет всяческую дрянь, но, к сожалению, это нужно для его здоровья... — Эрен краем глаза замечает, что Леви подается вперед и его левая бровь от негодования поднимается вверх, и поэтому Эрен продолжает, хитро улыбаясь, — И вообще, милый, сынок, не обращай внимания, больше он этого лекарства никогда, слышишь, никогда не увидит! — Эрен говорит последние слова как можно громче, и Леви, уже не сдерживаясь, начинает смеяться.

— Папа, я, пожалуй, пойду, — Микас смотрит на Эрена и уходит, — Я в ванную, не хочу чувствовать это, такой мерзкий привкус...

Мальчик выходит из комнаты, а Леви смеется все громче и громче, в то время как Эрен пытается не сгореть от стыда.

— По-твоему это смешно?! — он подходит к Леви и дает ему подзатыльник. — Ни капли! Только что твой сын попробовал сперму! Ты понимаешь?! Как я теперь ему буду смотреть в глаза, стриженная ты башка, а?! Это же неописуемый бред! Представляешь, что будет потом?! Рано или поздно нам придется рассказать ему об этом, и тогда посмеюсь я, потом что делать это будешь ты, Леви! Ты меня понял?!

Истерика Эрена прерывается голосом Леви, что пытается связать из слов фразу, но ему мешает его же дикий смех; его просто сводит с ума всяк комичность и абсурдность ситуации.

— Ты представляешь себе это? «Микас, прости, но когда тебе было семь лет, ты, можно сказать, уже отсосал. Точнее, ты выпил спермы. И не просто спермы, а чай со спермой. А самое главное — это была сперма твоего отца!»

А Эрен, кажется, уже закипал - его лицо было полностью красным, а сам он тяжело дышал, пытаясь держать себя в руках, но это у него плоховато получалось. И, понимая, что ничего путного уже сказать не получится, Эрен выдает громкое и твердое (хотя дрожащее и постыдное) «придурок!», разворачивается, и в последний момент понимает, что Леви прижимает его к себе.

— Может, хватит истерик? — он спокойно, совершенно спокойно прижимает к себе своего любимого, а тот носом утыкается в его плечо. — Просто забудем это. — Леви оставляет невесомый поцелуй на губах Эрена, но тот продолжает, совершенно не заботясь о том, что в любой момент в комнату может зайти их сын.

Нежный поцелуй переходит в какой-то более жаркий. И он очень странный. Эрен вспоминает все. В памяти всплывает каждый миг, когда они вместе. «И как бы это ванильно не звучало, я люблю его», Эрен, едва сказав это про себя, словно бы отключается и погружается в неописуемое наслаждение. Ему хорошо. Он счастлив.

А Микас лишь с улыбкой наблюдает сие действие из-за двери, коварно улыбаясь.

КОНЕЦ.