Не бечено. Но, пожалуйста, не исправляйте ошибки. Бета потом все сделает
L as Life. L as Love
Сехун отрывает голову от очередного конспекта, прекращает кусать ручку и по-кошачьи медленно моргает, уставившись в одну точку. От напряженной учебы, словно мухи, перед глазами прыгают противные черные точки. Парень запускает узкую пятерню в густую разноцветную шевелюру, погружаясь в размышления, из которых его внезапно вырывает громкий протяжный стон. Вздрогнув, парень прищуривает и без того узкие глаза, разворачивается к кровати всем телом.
- Прости, Сехун-а, мы мешаем? – на выдохе произносит совершенно обнаженный, наполовину свесившийся с ложа Кенсу, чьи ноги в данный момент крайне удобно покоятся на чужих смуглых плечах, а щеки раскраснелись от приливающей к голове крови. Пристроившийся сзади Тао замирает, боясь пошевелиться, поднимает взгляд на парня за учебным столом, ожидая ответа. И тот без всякого стыда ловит этот взгляд, чтобы ответить на него одной-единственной натянутой за уши кривой ухмылкой.
- Нет, иначе я бы не приказал, - хмыкает младший наследник семейства, главенствующего на протяжении уже многих лет в одном из крупнейших мафиозных кланов Корейской (а по сути даже больше китайской, но обосновавшейся в Корее) мафии. Вздохнув, красноволосый косится краем глаза на своего вынужденного любовника, затем, не встретив сопротивления, приподнимается, позволяя возбужденному органу выскользнуть из себя. Парень садится на край кровати, закидывая ногу на ногу, больше для того, чтобы побороть неловкость и смущение.
- Есть закурить? – спрашивает До, сопровождая свои слова специфичным жестом.
Сехун кивает, открывает верхний ящик своего дорогого тяжелого дубового стола, вытаскивает оттуда пачку, предварительно выудив одну сигарету, кидает в руки Кенсу. Кивнув в знак благодарности, красноволосый ловит желанный источник никотина, вытаскивает одну, а затем кладет картонный прямоугольник в требовательно протянутую смуглую ладонь Тао. Признаться, у китайца сейчас горит все, что ниже пояса, но возразить и диктовать свои условия он не может. Потому что перед ними сидит младший наследник. Пусть далеко не самый влиятельный из трех сыновей главы клана, зато самый холенный. У него даже кличка - «неприкосновенная сука».
То же самое касается и Кенсу. Он не смеет противиться даже приказу «раздевайся, ложись, раздвигай ноги», который сегодня отдал взбеленившийся маленький тиран. Дио должен семье Сехуна много денег. Так много, что справедливо полагает – его участь далеко не самая худшая. Ведь его основная работа - быть одним из секретарей старшего брата, Ифаня, и прислуживать младшему подобным образом приходится нечасто. Тао в этом плане повезло меньше. Его еще ребенком подарили заносчивой «неприкосновенной суке». Как собаку. Потому что Хун хотел домашнее животное, а у главы семейства была аллергия на любого рода шерсть. Так у младшего и появился Хуан.
Только Сехун не всегда был таким говном. В детстве он относился к Тао, как к человеку. Ходил вместе в школу, садился как можно ближе, помогал во всем, включая учебу, если китаец чего-то не понимал на уроках. Сладости, игрушки, еду, комнату и даже собственную кровать Се всегда делил на двоих. А потом, в старшей школе, когда Хуан только начал подниматься по карьерной лестнице вверх, а Хун начал активно убеждал отца отдать его в университет, младший наследник резко изменился. Цзытао понятия не имеет, за что пал в немилость, но в первом классе старшей школы его единственный, его обожаемый, его самый дорогой, самый близкий, самый добрый и самый любимый человек вдруг как с цепи сорвался. Тао выгнали из когда-то общей комнаты, вместо объяснений плюнув в лицо жестокие слова: «Псина остается псиной».
Конечно, сначала Хуан списывал все на то, что Хун подвергся стрессу из-за болезни обожаемого отца, которая уже тогда начала подкашивать здоровье ныне выбирающего преемника мужчины. Однако на этом метаморфозы О - по матери, Ву – по отцу Сехуна не прекратились. Стремительно взрослеющий младший наследник ломался, превращаясь не только внутри, но и снаружи в совершенно другую личность, пока однажды не пришел домой с ярко-розовыми волосами, вызвав приступ неуправляемого хохота у среднего брата, Лухана. Потом любимый Се превратился в «неприкосновенную суку»: развязное, наглое, доходящее до блядского поведение и гордыня, которая одновременно с этим не позволяла никому даже дотрагиваться до кожи молочного цвета. А желающие были. И, что самое ужасное, Тао был среди особенно страждущих. Даже хуже. Он был не просто среди тех, кому хотелось унизить, трахнуть, поиметь или просто потискать где-нибудь в подсобке нахального младшего. Он был влюблен в него. Позорно влюблен. И этим морально раздавлен.
По окончанию школы с О сняли необходимость отвечать за клан и сражаться с двумя старшими братьями за роль «наследника» престола, но властью не обделили. И вот результат – Тао по приказу «хозяина» без особого желания (как бы не был красив красноволосый секретарь) трахает Кенсу, понимая, что и партнер в этот момент просто желает, чтобы все поскорее закончилось.
Развлекая себя отнюдь не самыми веселыми мыслями, Хуан пропускает момент, когда зажигалка проплывает мимо его носа, возвращаясь обратно в длинные тонкие пальцы, и растерянный парень вертит в руках сигарету, размышляя, что с ней делать. В то время как Кенсу и Се о чем-то тихо переговариваются, позабыв о существовании Тао. О да. Младший наследник не всегда дрянь. Он хитрожопая, многоликая, лицемерная дрянь, но не всегда. Иногда Хуан отчетливо видит, что он тот самый О Сехун, просто его приспособившаяся к выживанию в клане версия.
- Подкурить? – раздается насмешливый голос прямо где-то над ухом. И «пес» в ужасе отшатывается, осознав, что лицо младшего наследника прямо сейчас находится в нескольких сантиметрах от его собственного. Судорожно кивнув, Тао зажимает губами фильтр сигареты, вопросительно смотрит на своего хозяина, который в этот момент смеряет его насмешливым взглядом, а потом вдруг наклоняется совсем близко, предлагая подкурить от своей. И у Хуана трясутся руки, поэтому сделать это получается не сразу. Но получается. И вместо табачного дыма китайцу кажется, что он чувствует дыхание О. От этого все внутри переворачивается. Пьянящая близость младшего приятно согревает желудок. Но, к сожалению, Тао совершенно не слышал, о чем говорили секретарь и младший наследник, поэтому не знает, что ему делать, когда, одевшись, оба выходят из комнаты.
Болезненно застонав, китаец падает на кровать, лицом в подушку, крепко обнимает ее, принюхиваясь, блаженно улыбается, проводя рукой по налившемуся новой силой члену. Ему нужно было еще в шестнадцать, когда ТаоХуны были интимно близки, на этой кровати заняться с О первым для них обоих сексом. Может, тогда ничего бы этого не было, и Сехун не превратился в озверевшего девственника с замашками прошедшего огонь, воду и медные трубы садиста.
