Сыворотка не выбирала, что стоит усилить, а что оставить как есть. И хотя профессор Эрскин предупреждал об этом, значительные изменения потребностей перестроенного тела стали для Стива полной неожиданностью. Он никогда не был святым, но лишь после эксперимента понял, насколько. Его ставшему большим телу нужно было больше всего: движения, воды, еды... Вся предыдущая жизнь научила Стива терпеть жажду, голод и вынужденную неподвижность, в этом ничего нового не оказалось, но перед темным плотским желанием он оказался почти беззащитен. Как бы он ни старался, в какой-то момент оно все равно выходило из-под контроля, и потом ему приходилось иметь дело с последствиями. Когда желание сосредоточилось на одном объекте, все... упорядочилось. Не стало менее грязным, но стало более предсказуемым.
***
Стив оборачивается — на лице дрожащего бледного человека страх и надежда. Напрасно: этот человек — осколок Гидры, и если бы не Капитан Америка и Мстители, то этот невзрачный мужчина до сих пор верно служил бы ей.— Я буду молчать, — почти шепчет он., — Я сделаю все, что вы скажете. Умоляю, пощадите! У меня семья, у меня совсем маленькая дочь! Я стал обычным гражданином...Все это правда, и на лице Стива на секунду проступает сожаление. Должно быть, это дает мужчине надежду: он подползает к Стиву на коленях, продолжая обливаться потом и слезами и невнятно бормотать. Стив ломает ему шею милосердно быстрым движением, мягко опускает на пол и идет к креслу. Он вводит вторую порцию лекарства, оставшуюся в шприце, вынимает иглу, прижимает место укола салфеткой с антисептиком. Безвольное тело не сковано фиксаторами — Стив научился, как свести воздействие на Баки к минимуму. Процедура выверена до мелочей, но участие техника все же необходимо. Стив не может рисковать — аппаратура должна функционировать безупречно, и то, что для этого ему приходится использовать людей, уже замаранных Гидрой, лишь упрощает ситуацию. Среди них нет невиновных, есть просто не нашедшие новых хозяев. В любом случае, сейчас время позаботиться о Баки. Стив подхватывает тяжелое тело и поднимается с ним наверх. Через четверть часа в спальне Баки открывает глаза.— Стив?— Я здесь, Бак, — Стив в два шага пересекает комнату, садится рядом на постель.— Где мы? Как я сюда попал? — Взгляд Баки мечется, пытаясь опознать помещение, он весь подбирается, но стоит приподняться на локтях, как сильная боль в висках заставляет его застонать.— Тшшш, — Стив аккуратно надавливает ладонью ему на грудь, подставляя другую под затылок. Опускает Баки на постель, смотрит обеспокоенно и нежно, а потом целует в уголок губ. — Отдохни, у тебя случился приступ и, наверное, опять провал в памяти. Полежи полчаса в темноте.Шторы на окне и правда закрыты, в комнате полумрак. У Баки вырывается звук, полный досады и сожаления, Стив снова склоняется к нему, трется кончиком носа о нос и спрашивает лукаво:— Может, мне полежать с тобой?Баки смотрит на него неуверенно, как всегда после процедуры, и Стив принимает решение: вытягивается рядом, гладит по голове, отводит от лица пряди темных волос, скользит ладонью по щеке, шее, изувеченному плечу, пластинам бионики. Потом рука движется вверх, легко скользит под футболку, гладит бок, обводит пальцем шрамы, сжимает сосок, добиваясь в ответ резкого вдоха. И тогда Стив снова целует, прикусывает, вылизывает чужой рот, не дает шанса отказать или усомниться в своем праве на обладание. Баки не пытается отодвинуться, если он и помнит что-то твердо, так это то, что сам он давно уже не принадлежит себе — принадлежит не себе — в голове все плывет.— Ты вспомнишь, — обещает Стив прижимаясь лбом к его лбу. Он уже освободил их от одежды, скользкие пальцы уверенно находят вход, гладят тонкую кожу, пока только обещая: — Ты вспомнишь, что ты мой.В голове глухая боль и путаница, Баки чувствует себя разбитым — так уже было, и тогда его тоже вытащил Стив. В Европе. В Швейцарии или в Италии? У Баки потом еще несколько недель подгибались от слабости колени. И Стив... в командирской палатке, тяжелый, пахнущий порохом и потом, точно так же хрипло выдыхающий в самое ухо: «Ты мой!», и боль от первого проникновения, почти такая же как сейчас. Стив легко приподнимает его бедра, подтягивает ближе и жестко фиксирует, не позволяя отодвинуться. Он задевает что-то внутри, отчего у Баки томительно тянет внизу живота. Он не дает привыкнуть, вбивается сильно и глубоко, точно зная, как попасть в ту точку, от прикосновения к которой внутри Баки расходятся тепло и болезненная сладость. Стив знает каждую реакцию любовника и не разменивается на лишние действия, добиваясь результата решительно и жестко, как в бою. Тело Баки реагирует, член наливается и встает, разрядки хочется невыносимо, но приходится упираться руками в изголовье, к которому его сталкивают безжалостные толчки. Он начинает стонать, вряд ли осознавая, что это он сам источник хриплых жалобных звуков. Стив опускается на один локоть, пока вторая рука все также поддерживает задницу Баки. Почти ложится сверху, накрывает ртом бессильно приоткрытые губы, отнимает возможность дышать. Но член Баки зажат между их животами, толчков внутри и скольжения снаружи наконец-то достаточно— Ты мой! — рычит ему в губы Стив. — Мой! — И кусает за горло: прихватывает зубами, с силой втягивает в рот кожу.Баки окатывает выматывающим оргазмом. Стив успевает сделать еще несколько движений в такт сокращениям мышц, а затем тоже содрогается и тяжело опускается сверху. Через пару минут Баки толкает его плечом, и Стив осторожно выходит из него, бесцеремонно обводит пальцем края приоткрытой дырки, из которой начинает вытекать его сперма. Баки лениво дергает коленом — у него нет сил на второй заход, а именно этим, он уверен, все и закончится, если Стив продолжит.— Просто хотел проверить, не порвал ли тебя. — Эта реплика должна была прозвучать как оправдание, но взгляд у Стива не виноватый и не сомневающийся. Жадный.— Из моих мозгов будто гоголь-моголь пытались сделать, — говорит Баки.Стив сразу убирает руку, гладит по бедру и натягивает на любовника покрывало.— Тебе и правда лучше отдохнуть.Он уходит в ванную, возвращается с теплым влажным полотенцем, обтирает Баки, снова укрывает и целует в лоб.— Поспи.После его ухода Баки на минуту охватывает недоумение: как они пришли к этому? В поведении Стива столько уверенности и страсти, что совершенно очевидно — они любовники уже очень давно. Кто бы сказал ему о таком до войны, не поверил бы. Кажется, там, на фронте, все и началось. Что их толкнуло друг к другу: страх смерти, тоска по теплу, стремление к не-одиночеству? Хотел ли Стив этого? А сам Баки? Он, вроде, о подобном не помышлял даже, но Стив всегда мог подбить его на любое безумство.Все еще раздумывая над этим, Баки засыпает.
