В пятницу Гарри пообещал, что, если Эггзи выругается ещё раз, он оторвёт ему язык. На мальчишку это никак не повлияло, поэтому в субботу Гарри пообещал оторвать яйца. Эггзи молчал четыре часа, боясь наговорить лишнего, но, ответив на звонок Рокси и убедившись, что поблизости никого нет, дал волю эмоциям:
─ Бля, как же он меня заебал, я серьёзно, мне кажется, что он льёт мне дерьмо в уши, а на самом деле ни хера не сделает, Рокс, скажи, он же ни хера не сделает?
─ Конечно, ─ бодро отвечает девушка. Слава богу, что хотя бы ей наплевать, как выражается Эггзи. ─ Он слишком... хорошо относится к тебе, чтобы... ─ она ненадолго запинается, пытаясь придумать качественный эвфемизм, но потом всё-таки говорит: ─ Короче, этот чувак не будет отрывать тебе яйца, потому что они ему, скорее всего, ещё пригодятся.
Эггзи хмурится и, оторвав телефон от уха, удивлённо смотрит на экран. Рокси продолжает что-то рассказывать, а он всё стоит и пытается понять, что она имела в виду.
─ Понимаешь, я хотела узнать, не можешь ли ты мне посоветовать, как влиться в компанию фантастических гопников и при этом не получить по лицу членом спустя пять минут?
─ Мне кажется, ты и без моих рекомендаций справишься, ─ заверяет девушку Эггзи, а затем, подумав, что высказался слишком по-джентльменски, добавляет: ─ Охуенные у тебя задания.
─ Ты всегда можешь поплакаться мне в жилетку, если Галахад всё таки исполнит обещание.
Эггзи коротко благодарит её и вешает трубку. Иногда ему кажется, что он не знает чего-то, что знают все остальные. Это очень грустное чувство, потому что, всякий раз наталкиваясь на саркастичный взгляд Мерлина, ему хочется тоскливо вставить кому-нибудь указку в глаз. Взгляд у Эггзи при этом обязательно был бы печальным, как у нашкодившего мопса, а лицо невинным, как у него же.
В воскресенье Гарри вызывает Эггзи к себе в кабинет и аристократически витиевато заявляет:
─ Мне кажется, что вы чего-то не понимаете, молодой человек. Если вам надоело тащить лишний груз ниже пояса, то я могу вас заверить ─ вы выбрали интересный способ избавиться от него.
─ А чё не так?
─ Джентльмену не пристало ругаться, как дешёвая проститутка, если он, конечно, не играет такую роль.
Эггзи закатывает глаза и, вернув их в нормальное положение, ловит на себе внимательный взгляд Гарри. На нём идеально отутюженный и сидящий по фигуре костюм. На носу нет очков и вид у него странный и в то же время обычный, потому что все странности, происходящие с Галахадом, уже стали привычными. В последнее время Эггзи вообще всё чаще становился свидетелем различных парадоксов, и его жутко напрягало то, что никто даже не пытался вести себя более-менее прилично в этом, мать его, высшем обществе. Мерлин мог позволить себе сидеть за столом в костюме без брюк и ругаться, как дешёвая проститутка, Гарри опаздывал как минимум на сорок две минуты и постоянно соревновался в том, кто выше поднимет брови, а Рокси просто очень хорошо вжилась в роль гопницы. Всем казалось, что ей это чертовски идёт. Единственным, к кому здесь были какие-то претензии, являлся Эггзи. Конечно же, блядь, его это адски бесило!
─ В конце концов, я понимаю, что ты вырос в неблагополучном районе, получил соответствующее воспитание и стал похож на выброшенного на улицу щенка бигля...
И в этот исторический момент Эггзи взрывается, как «Штучка» в сорок пятом, и с джентльменским спокойствием и хладнокровием говорит:
─ Хуй. Мудила. Ебля. Пиздато. Гондон, ─ подумав, парень добавляет: ─ Старый уёбок.
─ Надеюсь, это не про меня.
─ Это всё про тебя.
─ Даже ебля? ─ улыбается Гарри той самой улыбкой. Он поднимается с кожаного кресла и, подойдя к Эггзи почти вплотную, шепчет: ─ Позволь кое-что тебе объяснить. ─ Парень тяжело сглатывает и опускает взгляд. ─ Есть много вещей, закрытых для джентльмена. И одна из них ─ слабость. ─ Гарри критично оглядывает галстук Эггзи и, вовсе распустив его, начинает завязывать по-своему. ─ У всех есть своя слабость, и твоя ─ язык. Ты совершенно не умеешь его контролировать.
Галахад затягивает галстук слишком туго, и Эггзи тут же выдыхает:
─ Бля...
Затем он испуганно смотрит прямо в глаза Гарри, но не видит там ничего, кроме торжества, которое, как ни странно, не бьёт слабой, но унизительной пощёчиной. Это насмешка без злобы, это ирония, какая бывает только в компании хороших друзей.
─ Все уже давно заметили за тобой эту слабость. И твоё недовольство. Если ты думаешь, что Мерлин ─ заядлый эксбиционист, то ты ошибаешься. Ему просто нравится раздражать тебя. Это его маленькая слабость.
─ А какая твоя слабость? ─ напряжённо интересуется Эггзи, надеясь, что у Гарри хватит ума отодвинуться и не воровать его кислород.
Он отвечает неожиданно серьёзно:
─ Мои слабости под замком.
Лицо Гарри грандиозно тёмное из-за того, что окно находится за его спиной. Он наконец-то отходит в сторону, и Эггзи чувствует, что в комнате стало гораздо больше места.
─ Ты можешь позволить себе сказать «блядь» последний раз в своей жизни.
Теперь Эггзи понимает, что это на самом деле правда, и он не торопится прощаться с одним из самых красочных, восхитительных, живописных, магических, сногсшибательных и выражающих абсолютно всё слов. Вместо этого он предлагает:
─ Ты тоже можешь последний раз в жизни позволить себе слабость.
Гарри снова улыбается; его лицо очень тёмное, но эту улыбку не заметить невозможно. Он обходит Эггзи и, замерев всего в нескольких сантиметрах от него, так, что расстояние между ними почти не ощущается, прикасается губами к его шее. Невесомый поцелуй падает на кожу, как «Толстяк» на Нагасаки, и оставляет след не меньше, чем атомная бомба. Гарри целует Эггзи в затылок, отходит назад, и, к счастью, парень не видит его лица.
─ Блядь, ─ говорит он.
