Свинцовые облака

IX

Я встал с холодной земли. Помог закопать Освальда на кладбище. Кладбищенский сторож был не против – он просто отошёл в сторону, увидев наши измождённые, измазанные кровью лица, когда мы заходили на территорию кладбища. Он наблюдал то, что произошло на улице в преддверии самой тихой и самой страшной ночи.
Незнакомца, что плакал возле своего друга, звали Исаак.
– Уверен, что хочешь помочь с этим? – я присел рядом с ним возле ямы, которую успел выкопать за полчаса. Всё это время он сидел возле Освальда и, держа его за ледяную руку, смотрел куда-то вдаль, в темноту лесов, где скрывалось истинное зло. С его глаз неслышно лились слёзы, падая на белую, измазанную в грязи и рубашку.
Исаак вяло кивнул.
– Не могу я... это нечестно... – прошептал он. – Подонки.
– Мне... очень жаль, – сказал я и вновь обнял его. – Он наверняка был достоин лучшего. Лучшего, чем всё это.
– И зачем мы затеяли эту драку? Из-за обычного мешка. Чёртова мешка, понимаешь? Это просто какая-то глупая шутка.
– Я не знаю, как тебя утешить, Исаак. Он был для тебя всем.
– Помоги мне сохранить память о нём, хорошо?
Я кивнул:
– Я сделаю всё, что в моих силах. Сейчас, главное, не отчаиваться. Это худшее чувство, которое может чувствовать человек в такой ситуации.
– Эти подонки заплатят за то, что они сделали, – с металлом в голое проговорил Исаак и вытер слезы и кровь с лица. – Им это с рук не сойдёт.
– Насилие порождает насилие, – сказал я, ковыряя пальцем холодную землю, покрытую мхом. – Нельзя им уподобляться. Они твари, я это понял только сегодня. Наверное, если бы я смог уследить за их главарём, то ничего бы не произошло. Чувствую себя виноватым.
– Причём здесь ты?
– Главарь этого мусора – мой бывший хороший товарищ.
Исаак на мгновение замолчал и, посмотрев на бледное тело Освальда, покрепче сжал его руку в своей, нехотя поправил его рубашку. Затем прошептал:
– Как ты мог водиться с таким извергом?
– Я не знал, что он на такое способен, – с горечью в голосе ответил я и посмотрел на юношу. Слёзы на его глазах уже начали высыхать. – Это всё началось так... неожиданно. Он просто хотел навести порядок в городе. Но теперь я вижу, что эта работа ему не по силам. Кому под силу его остановить?
– У него должны быть слабости, – проговорил Исаак. – Они есть у всех.
Вдруг на меня снизошло озарение. Оно ярким лучом ворвалось в привычную густую, липкую тьму и прорезало в ней линию здравого смысла, не затуманенного смрадом отчаяния. Я знал, что мы должны делать. Но понимал, что поступить так нельзя ни в коем случае.
– У него больная жена. Маргарет. Мы живём по соседству, – только и сказал я.
– Жестоко. Слишком жестоко. Она не заслужила такого. Я более чем уверен.
– Ладно, позже разберёмся с этим, – я медленно встал и отряхнулся. Потом подошёл к Освальду, посмотрел на юношу, что держал его руку крепче, чем что бы то ни было. Словно сквозь миры Исаак держал душу недавно погасшей души. Как утопающий держит соломинку, так человек пытался вытащить того, кто опустился на дно грязного болота. И вытащить его никому не удастся.
– Ты готов? – спросил я.
Он помотал головой.
– Я тоже.
Вместе мы взяли Освальда за руки и за ноги. Медленно поволокли по холодной земле, тащили сквозь тернии мёртвых в его собственный ковчег времени и гниения, где он сгинет навсегда, войдя в объятия смерти. Я заметил, что Исаак вновь плакал. Отстранил его от тела. Тот сначала не поддался, но затем тело его слегка обмякло, и он позволил отодвинуть себя чуть дальше от могилы.
– Мне очень жаль, – вновь сказал я и обнял взял его за плечи. Тот лишь молча всхлипывал. – Давай я отведу тебя домой.
– Не надо, – ответил он. – Я буду здесь. Закопай его за меня.
Я кивнул и, посадив на небольшой, наполовину выкорчеванный пень, принялся стаскивать Освальда в могильную яму. Моё тело пробивала дрожь каждую секунду, на сердце становилось тяжело – делать такое на глазах у Исаака было самым сложным испытанием последних дней. Однако самым страшным было не это. Ужасающе было то, что людям всё равно на очередную смерть. Они разбежались по своим домам, спрятавшись от зла и беспощадного уничтожения в бетонных раковинах, смотря через пыльные окна на смерть хороших людей. Им было плевать, плевать было и всему миру на то, как какие-то люди позволили делать себе всё, что не мог позволить себе даже настоящий полицейский.
Мир почернел окончательно. И ничто не могло отмыть эту грязь.
– Ненавижу самоуправство, – прошептал Исаак. – Мрази. Я надеюсь, они сдохнут в муках. Так же, как Освальд. Нет, даже хуже.
– Они ещё поплатятся, – сказал я серьезно.
– Обещаешь?
– Обещаю, Исаак.
Я закопал Освальда, когда начался леденящий тело и душу дождь. Поставил деревянный самодельный крест и, подняв с места Исаака, пошёл прочь от этого проклятого места – слишком много тьмы хранилось под этой землёй, слишком много слёз пролилось в этих местах, слишком много могил здесь стало.
Гробовщик и сторож не вышли нам навстречу. Они остались сидеть в своей каморке, где один мастерил вручную гробы для тех, кто был их достоин, а второй сидел и пил водку из гранёного стакана. В темноте разгорающейся ночи гробовщик стругал, пилил и вырезал. А мы шли по тёмной, окровавленной дороге. Шли дальше по извилистой ленте жизни, пытаясь поддерживать друг друга.
Многое стало мне понятным в тот день. В первую очередь то, что почти все люди – бездушные твари. И ещё, что все мы друг другу никто. Рано или поздно, пока не сомкнулась тьма над нашими головами, пока мы можем убивать друг друга день за днём, пока солнце ещё встаёт из-за полуразрушенного горизонта, мы будем жить. Но однажды все мы разом умрём, расплачиваясь за все грехи человечества.