Оствинд 3:Наследие Оры. (Ostwind 3: Aufbruch nach Ora 2017)

Глава 1

Бескрайние дали. Небесная синева до самого горизонта. Теплый ветерок лениво шевелит
редкую траву пустынного ландшафта, в которой проглядывали редкие цветки колючника и
стебли алоэ. Вдали темнела возвышенность, в направлении которой она неслась с бешеной
скоростью. Лучи солнца обжигали кожу, по венам, словно вода в стремительном потоке,
бурлила чистая энергия. Она подняла голову и там – вопреки слепящему солнцу – на уступе
разглядела силуэт серебристо-серой лошади с вороной гривой. Та неподвижно стояла,
словно поджидая ее. Нужно непременно к ней! Быстрее, быстрее! Подобно громогласному
эху раздался призывный клич. А потом всё стихло. Позади серебристой лошади вдруг
появилась еще одна и еще… Рыжие, в яблоках, пегие – на вершине уже стоял целый табун.
Стоило ей, наконец, достичь подножия холма, как серебристая предводительница
поднялась на дыбы. Это был сигнал. Поднимая клубы пыли, дикие лошади ринулись вниз… к
ней. От удивления она остановилась. Но при виде примчавшегося к ней табуна,
закружившего вокруг словно в танце, на душе воцарилось спокойствие. Серебристая лошадь
теперь стояла прямо перед ней. Она опустила голову и, негромко фыркнув,…

–… опять это фырканье! Понимаете? Мадам Баттерфляй постоянно так делает, а я вообще не
понимаю, что она хочет сказать! – пронзительный голос вырвал Мику из полуденной дрёмы
и вернул в суровую реальность. Голос принадлежал тощей фрау в очках с видом «я всё знаю
лучше вас», стоявшей возле денника с огромной гнедой лошадью, которая взирала на нее
пустыми глазами. Похоже, Мадам Баттерфляй, равно как и Мика, давно потеряла интерес к
их беседе.
– Может, вам стоит уделить больше внимания тому, что ей нравится? – начала было Мика.
Фрау непонимающе на нее уставилась.
– Я каждый день читаю ей вслух энциклопедию лекарственных растений и окуриваю
конюшню ладаном, – затараторила она, и Мика вдруг поняла, почему провалилась в сон
прямо посреди их беседы.
С тех пор, как в Кальтенбахе открылся «Реабилитационный центр», к ним каждый день
спешили десятки желающих спросить её совета. О необычном даре Мики заговорили
многие, и поместье бабушки, которое в прошлом году чуть не обанкротилось, теперь зажило
новой жизнью. Но Мика отчаянно скучала. Всё чаще она ловила себя на мысли, что ей не
хватает того времени, когда она была вольна делать то, что хочет. Вместо того, чтобы
выслушивать мнительных владельцев лошадей, она бы лучше дурачилась с Оствиндом на
его выгоне, либо мчалась на нем по лесу. Желательно подальше отсюда. Вот чего ей на
самом деле хотелось. Да и признаться – ей не хватало терпения, чтобы дипломатично
разъяснить некоторые вещи особо нервным клиентам. А самое плохое: ей было жаль
лошадей. Потому что в 90% случаев «проблемными» на самом деле оказывались вовсе не
они, а их владельцы. Но не могла же она просто сказать этой болтливой фрау, что ее лошади
ужасно скучно?
– Мадам Баттерфляй с вами ужасно скучно, – услышала Мика свой собственный голос. Упс!
В последнее время она замечала, что ее мысли всё чаще бессознательно срываются с языка.
Впрочем, ей удалось заткнуть речевой фонтан хозяйки Мадам Баттерфляй – фрау теперь
возмущенно смотрела на Мику, нервно теребя дужку очков. Но за секунду до того, как она
разразилась гневной тирадой, Мике на выручку пришел герр Каан.
– Мика хотела сказать, что вам нужно найти с вашей лошадью общий язык. Найти то, что и
вам, и вашей лошади будет интересно, – сказал он как можно деликатнее, стараясь смягчить
«диагноз», поставленный Микой.
Фрау недоуменно наморщила лоб.
– Почитать ей другую книгу? А может, дать оперу послушать?
Мика уже собиралась открыть рот, чтобы просветить несообразительную фрау, но герр Каан
аккуратно взял ее под руку.
– Мике нужно немного отдохнуть. А я в полном вашем распоряжении, – произнес он,
решительно уводя девушку из конюшни.
– Но я же оплатила именно ее услуги! – услышала девушка, заворачивая за угол. Только
перед самой дверью Каан выпустил ее руку.
– Мне жаль. Правда. Я стараюсь, как могу, но эти люди – они такие… – девушка
подыскивала слова под его внимательным взглядом. – Такие … глухие!
– Я тебя прекрасно понимаю. И да – ты права. Но это всего лишь часть нашей работы: нужно
проявить к ним немного терпения, и тогда они, может, тебя услышат.
– Но бедной лошади с ней ужасно скучно! Почему она не может понять, что дело в ней, а не
в Мадам Баттерфляй! – от огорчения Мика пнула ни в чем неповинное ведро, которое по
сумасшедшей траектории полетело по коридору.
– Тебе нужно сдерживать свои чувства, – сказал герр Канна необычайно серьезным тоном.
По правде говоря, это был далеко не первый случай, когда ему приходилось сглаживать
эмоциональные выплески Мики. Та кивнула, продолжая рассматривать пол.
– Давай поговорим в другой раз. Пойди лучше прогуляйся, а я позабочусь об этой фрау, –
обратился к ней герр Каан и, вздохнув, добавил:
– Может, она согласится хотя бы читать бедняжке Карла Мэя.
И с этими словами он вернулся обратно в конюшню.
Тяжело вздохнув, Мика вышла на занесенный снегом двор. Стояла зима, накрывшая
Кальтенбах пушистым белоснежным одеялом. Застегнув пуховик до подбородка, девушка
окинула взглядом особняк бабушки, напоминавший под шапкой снега сказочный замок. С
одной стороны, жаловаться было не на что. Кальтенбаху не грозили финансовые трудности,
Оствинд стал намного счастливее, с тех пор, как его поселили с Тридцать Четвертой. Мика
никак не могла понять, почему же ей на душе так тоскливо. Может, просто надо с кем-
нибудь поговорить.
С покатой крыши скатывался снег. Этот пристрой для Оствинда и его возлюбленной они
возвели сами – с Миланом, Сэмом и герром Кааном, едва только осенью стало прохладнее.
Под объемной шапкой снега импровизированная конюшня напомнила Мике о Рождестве.
Только вместо Иосифа и Марии у них были Оствинд и Тридцать Четвертая, и они были
лошадьми, а не людьми. Но и у них скоро должен был появиться первенец, а судя по
внушительному животу кобылы, ждать оставалось недолго. Жеребенок должен был родиться
зимой, что, конечно, представляло небольшие сложности, но в Кальтенбахе были готовы. Да
и Милан денно и нощно занимался подготовкой к грядущему пополнению. Мика стояла у
заборчика и наблюдала за обеими лошадьми, расположившимися неподалеку. Казалось,
Оствинду совсем нет до нее дела – всё его внимание было приковано к Тридцать Четвертой.
Лишь когда Мика ему тихонько свистнула, вороной жеребец приподнял голову и степенным
шагом направился к ней. Из ноздрей вырывались небольшие облачка пара, когда он чуть
пофыркивал. Мика почесала ему лоб.
– Всё не можешь дождаться, когда станешь отцом, да? – мягко спросила она, убирая прядь с его глаз. Тихое ржание было ей ответом. Мика поёжилась и посильнее закуталась в куртку.
– Знаешь такое чувство, как будто тебе чего-то не хватает, только не знаешь чего?
Оствинд тихо стоял рядом, одним ухом по-прежнему прислушиваясь к малейшему
движению Тридцать Четвертой, которая осталась в их личной конюшне. Мика вздохнула.
– Ладно, забудь. А что если мы с тобой немного прогуляемся по свежему снегу? Только ты и
я, – спросила она. От одной мысли о будущей прогулке с вороным другом стало легче.
– Мика? Можно попросить? – раздался голос позади. – Или ты куда-то собираешься?
Девушка обернулась – к ней приближался Милан. Голубые глаза выжидательно смотрели на
нее из-под вязаной шапки в сине-красную полосочку, которую он по случаю холодов
нацепил на голову.
– Сэм хотел подготовить денник для малыша, установить там инфракрасную лампу и всё
такое. Но он, наверное, опять забыл, а мне будет спокойнее, если всё будет готово.
Мика подавила усмешку. О грядущем пополнении переживал не только Оствинд. Дни
напролет Милан носился по Кальтенбаху, проверяя, как там Тридцать Четвертая; он был
готов в любой момент привести к ней ветеринара. А по ночам он готовился к экзаменам.
Прошло полгода, с тех пор, как юноша поселился в Кальтенбахе. Ему не нужно было больше
переезжать с места на место в поисках работы. Он, наконец, мог сдать выпускные экзамены в
школе. Впервые в жизни он обрёл дом. И подругу. Его глаза так сияли, что, несмотря на
подавленное настроение, Мике ничего не оставалось делать, как улыбнуться ему в ответ.
– Нет, просто хотела поглядеть на этих влюбленных голубков.
– Ты о ком сейчас, если поточнее? – Милан приобнял ее за плечи и привлек к себе. Так они и
стояли некоторое время, наблюдая, как Оствинд возвращается к Тридцать Четвертой.
– Что у нас там с именем? – наконец, спросила Мика. – Может, хоть в этот раз придумаем
что-нибудь получше, чем Тридцать пятая или Тридцать пятый. Кстати, Фанни предложила
назвать Жердинандом, если это, конечно, будет жеребец.
Милан усмехнулся.
– Если у тебя есть пара часов свободного времени, я тебе зачитаю весь список. При выборе
имени нужно многое учесть: масть, конституцию, темперамент, имена родителей…
Мика серьезно кивнула и продолжила:
– Время года, день недели, знак зодиака…
– Эй! Выбор имени – дело серьезное, – возмутился Милан. – Имя всегда говорит о том, кто
ты и откуда. Вот взять Оствинда. Кто его так назвал?
Мика задумалась: а она ведь никогда не задавалась этим вопросом. Он просто всегда был
Оствиндом и точка.
– Не знаю, – честно ответила она.
– А ты хоть знаешь, откуда он? – изумился Милан.
– Знаю. Бабушка купила его у Фридриха Финка.
– Нет. Я имею ввиду, откуда он вообще. Где он родился?
– Не знаю, – пожала плечами Мика.
– Ну, тогда пошли со мной, – Милан перебрался через забор и подошел к обеим лошадям.
Девушка последовала за ним, не совсем понимая, что тот собирался ей показать. Парень в
это время приветственно погладил Тридцать Четвертую, затем аккуратно отвел ее в сторону
и подошел к Оствинду. Осторожно, сантиметр за сантиметром, ощупав бедро коня, он,
наконец, нашел то, что искал.
– Нашел! Догадайся, что это?
Мика наклонилась поближе. Она знала каждую шерстинку на своем коне и тут же поняла, о чем говорил Милан. О небольшой выпуклости, похожей на круг со странными звездчатыми
прожилками.
– У него это уже давно. Что-то вроде шрама. Наверное, когда-то сильно ударился, вот и
осталось.
Милан в неверии покачал головой.
– Всё время удивляюсь! Ты понимаешь лошадей с полувзгляда, но при этом так многого о
них не знаешь. Это же тавро. Так метят жеребят, чтобы можно было понять, какой они
породы и от какого конезаводчика. Тридцать Четвертая, например… – он повернулся к
светло-серой кобыле и, легонько погладив, нашел на том же самом месте, что и у Оствинда
необычный «шрам». – У нее стрела с наконечником в виде звезды. Значит, она полукровной
породы. Родилась в Австрии в поместье Доннерсмарк.
Мика прищурилась: при всем своем желании она не могла различить на коже ни стрелу, ни
звезду вместо наконечника.
– Ты все тавро знаешь? – удивлённо спросила она.
– Нет, конечно. Есть книги, в которых можно их найти и всё узнать, – улыбнулся Милан.
С этими словами он поцеловал ее в щеку, отправился в построенную конюшню и принялся
загружать сеном тачку.
Задумавшись, Мика еще раз обвела пальцем тавро Оствинда. Ею вдруг овладело странное
чувство: казалось, что ответ на ее вопрос был так близко, буквально вертелся на кончике
языка.
– Откуда ты, а? – тихо пробормотала девушка. Оствинд, словно понимая каждое ее слово,
повернул голову и вопросительно посмотрел ей в глаза.
Погруженная в собственные мысли, Мика подметала пол основного денника. Слева направо,
справа налево. И еще раз, по новой.
– Продолжай в том же духе, и обедать будем прямо тут. Пикник в конюшне, как тебе? –
раздался голос Сэма, который стоял у входа с тачкой свежей соломы. – По какому поводу
такая чистота?
Мика непонимающе посмотрела под ноги: каменный пол был начищен до блеска. Это же
надо так задуматься…
– Я… эээ … готовлю отдельный денник для Тридцать Четвертой. Милан думает, что всё
начнется в любой момент, – выдала она, наконец.
– Он говорил об этом три недели назад. И две недели назад. И неделю назад. Да каждый
день, говорит. Бедная лошадь пикнуть не успеет, как он побежит звонить доктору Андерсу, –
закатил глаза Сэм. Правда, прозвучало это без всякой язвительности. За эти полгода из
прежних соперников Сэм с Миланом превратились в хороших друзей. Мика улыбнулась.
– Да уж. По-моему, Тридцать Четвертая уже немного стреляется от такой опеки.
Прислонив метлу к стене, она обратилась к Сэму:
– Не составишь компанию? Нам с Оствиндом надо прогуляться.
Сэм чуть засомневался. Он терпеть не мог этих Микиных «прогулок», которые обычно
заводили их глубоко в лес и длились по нескольку часов, пока девушка, наконец, не
признавала, что они заблудились.
– Чисто теоретически, я бы с радостью… Только нужно помочь фрау Кальтенбах заказать
корма. И завтра к нам привезут трех новых лошадей. Там надо всё подготовить. И дед ещё
хотел…
Мика смиренно кивнула.
– Ладно, поняла. Я еще хотела связаться с Фанни по скайпу и… – девушка резко замолчала.
Черт! Поздно. Стоило Сэму услышать имя Фанни, как его благодушное настроение вмиг
улетучилось.
– И как там у неё дела? – как можно более равнодушно спросил он, но прежде чем Мика
успела ответить, добавил:
– Нет, ничего не говори. Мне без разницы!
Мика прикусила язык – она знала, что вступила на опасную территорию.
– С ней, надеюсь, всё в порядке? Она хоть теперь счастлива? В этом своём Париже! – Сэм с
отвращением выплюнул название любимого города Фанни.
– Она хоть обо мне спрашивала? – спросил он уже другим тоном, глядя на Мику с плохо
скрываемой надеждой.
– Я еще с ней не… – осторожно начала Мика, но Сэм зажмурился и протестующее поднял
руку.
– Неважно. Не хочу ничего слышать. Скажи ей… нет, ничего не говори. Хотя… Нет, – Сэм
приподнял тачку и принялся разбрасывать сено.
– Что ж... Я тогда, наверное, пойду, – Мика медленно попятилась к выходу.
– Всё нормально! Мне, правда, уже без разницы. Я давно всё забыл, – Сэм с таким
остервенением опустошал тачку, что пыль в конюшне стояла столбом.
С виноватой улыбкой Мика поспешила наружу, опасаясь, что её друг опять взорвется.
Отчаянное «Передавай ей привет от меня» было последним, что она услышала, направляясь
к особняку.
Под плотной шапкой снега, с искрящимися сосульками на кровле тот напоминал громадный
пряничный домик. Стоило толкнуть массивную деревянную дверь, как на душе стало тепло.
Такое чувство появлялось всякий раз, когда Мика входила в этот дом. Свой родной дом:
кисло-сладкий запах дров из камина, здесь чуть пахло лошадьми, мокрыми вещами, которые
повесили сушиться, чем-то горелым, если на кухне опять хозяйничала Марианна. Мика на
пару секунд задержалась в дверях и глубоко вдохнула. Почему это чувство иногда покидало
её? Почему она не могла просто осознать того счастья, что все невзгоды остались в
прошлом?
Сняв тесные ботинки, она направилась к огромному книжному шкафу, который в прежние
времена не удостаивала даже взглядом. Корешки пыльных книг в кожаном переплете
украшал готический шрифт, не предвещавший легкого чтения. Наклонившись поближе,
Мика попыталась расшифровать названия: «Мундштуки с древних времен до наших дней» –
«Конституция бельгийского тяжеловоза» – «История прусских конезаводчиков 1830–1912».
Уффф. Девушка мысленно услышала голос своей бабушки, которая бы тут же зарядила
монолог по любой из этих тем... Часа на два… Или три. Она почти отчаялась найти ответ на
свой вопрос, как вдруг взгляд зацепился за красный тканевый корешок пухлого фолианта:
«Таврение лошадей – основные клейма европейских конезаводчиков».
Мика быстро схватила книгу и спрятала ее под свитер. Нельзя попадаться на глаза бабушке,
иначе не избежать очередной лекции.
И именно в этот момент рядом раздался голос Марии Кальтенбах: она как раз стояла в
коридоре и говорила по телефону. Мика непроизвольно улыбнулась, потому что бабушка как
обычно самозабвенно кричала в трубку, словно человек на том конце провода был либо
глухой, либо непонятливый, либо и то и другое.
– Конечно, я бы с удовольствием, но я могу записать вас только на июнь. Нет, к сожалению,
раньше никак. Хорошо, запишу… – рявкнула фрау Кальтенбах, пролистывая внушительный
ежедневник в кожаном переплете.
Мика постаралась просочиться мимо на цыпочках, но с бабушкой это не сработало: завидев
внучку, та улыбнулась, в восхищении продемонстрировала ей календарь, на котором не было
ни единого свободного дня и подняла в знак одобрения большой палец. Мика вымучила
ответную улыбку.
В отличие от остальных в Кальтенбахе планер, расписанный на несколько месяцев вперед,
вызывал в ней необъяснимое чувство страха. Опять перехватило дыхание, но, постаравшись
подавить нараставшую панику, девушка быстро поднялась к себе в комнату. Ей надо было с
кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь, кому она могла честно признаться, что чувствует; кто
поймет ее, а не обвинит в неблагодарности или безответственности.
Мика взяла ноутбук со стола, устроилась на своей скрипучей кровати, откинулась спиной на
подушку и кликнула на улыбающуюся аватарку Фанни. Минуту что-то гудело и
покряхтывало, пока интернет-сигнал прокладывал дорогу из Кальтенбаха в далёкий Париж.
Мика уже собиралась бросить эту затею, как вдруг на экране появилось смазанное
изображение подруги. Она непроизвольно улыбнулась, осознав насколько ей не хватало
Фанни.
– Бонжур, лягушка-путешественница! – Мика помахала в камеру.
– С каких пор ты знаешь французский? – ухмыльнулась Фанни. – Как у тебя дела? Не
потеряла популярность, лошадиная заклинательница?
Лицо Мики помрачнело. Фанни, зная, как болезненно ее подруга реагирует на
«заклинателей», быстро добавила:
– Эй, ты же знаешь, о чем я.
– Да ладно. Но если бы ты знала, как люди на меня иногда смотрят.
Будто у меня третий глаз во лбу.
Фанни серьезно кивнула.
– Ну да, а это всего лишь выскочил очередной прыщик. Кстати, это абсолютно нормально в
нашем возрасте.
Мика покачала головой. Ей нравилось чувство юмора подруги, но иногда ее шутки немного
напрягали.
– Кстати, Сэм просил передать тебе привет, – быстро сказала она, заметив, как лицо Фанни
вмиг стало серьёзным.
– Правда? Думаешь, он меня простил? – с надеждой спросила она.
– Видимо. Точнее почти, – Мика помедлила. – Ладно… Нет. Точно нет, – вздохнув, добавила
она.
Неважно, что говорил Сэм – было абсолютно ясно, что он еще не простил Фанни. Да как она
могла уехать на год по обмену – на целый год, на целых 712 км от него!? Сэм редко терял
голову, но прошлым летом это случилось. Микина подруга была абсолютной его
противоположностью, но ему это в ней нравилось. Да и Фанни приглянулся этот надежный
парень… Правда, у нее были и другие важные интересы: путешествия, Париж, культура,
французская кухня! Она годы напролет мечтала отправиться в Париж по обмену, и даже Сэм
не мог этого изменить.
– Ну, тогда… Передай и ему привет от меня, – донеслось из Парижа. Мика кивнула, хотя
про себя тут же решила, что не скажет парню ни слова. Еще часа показного равнодушия,
упреков и любовных переживаний Сэма она просто не вынесет. Девушка
тяжело вздохнула. С экрана донесся ответный вздох. Подруги рассмеялись.
– Давай рассказывай, – решила Фанни.
– Да я даже не знаю. У меня такое чувство, будто меня никто не слушает, – начала Мика. –
Все так заняты и… – девушка прервалась, услышав странные звуки с той стороны экрана. Ей
послышалось, или Фанни… зарычала?
– Кыш! Сгинь! Уйди отсюда! – Мика изумленно наблюдала, как подруга мечется по
комнате.
– У тебя всё в порядке?
– Нет! – из ноутбука послышалось пыхтение. – У семьи, в которой я живу, есть гадкая
собачонка, мелкая отвратительная тварь… Ай! А ну, уйди с кабеля! Кыш!
И это было последнее, что услышала Мика, прежде чем подруга отключилась. Девушка пару
секунд растерянно всматривалась в экран, пока не стало ясно, что прервали их надолго.
Спустя минуту пискнул телефон – от Фанни пришла смс-ка: «Эта шавка перегрызла кабель,
и к несчастью выжила, чего не скажешь о кабеле.
Прости. Скоро свяжусь. Обнимаю, Фанни».
Мика захлопнула ноутбук, посмотрела в окно – с пасмурного неба сыпались хлопья снега – и
вдруг в полной мере ощутила свое одиночество. Сегодня просто не её день.