Острова в океане. Эрнест Хемингуэй

II

 Он лежал, глядя на линию прибоя, и к тому времени, когда Ара и Генри появились на берегу, у него уже почти все было обдумано. Он увидел их, отвел взгляд в сторону и снова стал смотреть на море. Он пытался не думать об этом, пытался ослабить напряжение и не мог. Пока они не подойдут, он будет лежать спокойно, ни о чем таком не думая — только о волнах, разбивающихся о риф. Но времени на это ему не хватило. Они подошли слишком быстро. 
      — Нашли что-нибудь? — спросил он Ару, который сел под серым топляком. Генри сел рядом с ним. 
      — Одного нашел. Молодой человек. Убит. 
      — Факт, немец, — сказал Генри. — В одних шортах, длинноволосый. Блондин, волосы выгоревшие, пегие. Лежит, уткнувшись лицом в песок. 
      — Его застрелили? 
      — Да. Выстрелом в поясницу и в затылок, — сказал Ара. — Rematado [1]. Вот пули. Я их отмыл. 
      — А у меня, — сказал Томас Хадсон, — четыре таких. 
      — Девятимиллиметровые, от «люгера»? — спросил Генри. — Того же калибра, что и наши. 
      — Эти, с темными головками от автомата, — сказал Томас Хадсон. — Благодарю вас, доктор, что вы извлекли их. 
      — Рад стараться, — сказал Ара. — Та, что в шею, прошла навылет, я ее в песке нашел. Вторую Генри вырезал. 
      
     [1] Прикончили (исп.). 
      
      — Вырезал, и ничего, — сказал Генри. — На солнце, на ветру он вроде подсох. Нож будто в пирог вошел. Этот совсем другой, не то что те. Почему его убили, Том? 
      — Не знаю. 
      — А как ты думаешь? — спросил Ара. — Зачем они сюда зашли — ремонтироваться? 
      — Нет. Они свою подлодку бросили. 
      — Да, правильно, — сказал Ара. — И увели лодки отсюда. 
      — Но почему же они убили этого матроса? — спросил Генри. — Я, может, непонятливый, так ты уж извини, Том. Но ты же знаешь, как мне хочется помочь всем, чем могу, и я так рад, что мы наконец-то вошли с ними в соприкосновение. 
      — Какое там соприкосновение, — сказал Томас Хадсон. — Один только запашок. 
      — Но, Том, кто же убил матроса и почему его убили? 
      — Семейные неурядицы, — сказал Томас Хадсон. — Ты видел когда-нибудь, чтобы человека из добрых чувств убивали выстрелом в позвоночник? А вот в затылок ему выстрелили, чтобы прикончить, — это уже из добрых чувств. 
      — Может, их было двое? — сказал Ара. 
      — Гильзы ты нашел? 
      — Нет, — сказал Ара. — Я искал их там, где им бы следовало упасть. Даже если стреляли из пулемета, их бы не выбросило дальше того места, где я искал. 
      — Тут, наверно, действовал тот же дотошный стервец, который и там подобрал гильзы. 
      — Куда они могли уйти отсюда? — спросил Ара. — Куда они направились на лодках? 
      — К югу, конечно, — сказал Томас. — Ты что, не знаешь, что на север им нельзя? 
      — А мы куда пойдем? 
      — Я стараюсь разгадать, что у них на уме, — сказал Томас Хадсон. — Только фактов у меня маловато. 
      — А трупы, а угнанные лодки? — сказал Генри. — Ты все сообразишь, Том. 
      — Одно нам известно — оружие, а вот где они бросили свою подлодку и сколько их? Смешай все это и добавь, что вчера ночью мы так и не добились связи с Гуантанамо, да подсчитай все островки к югу отсюда плюс то время, которое уйдет у нас на доставку воды на борт. Добавь еще Питерса, и готово — подавай кушанье на стол. 
      — Все будет хорошо, Том. 
      — Конечно, — сказал Томас Хадсон. — Хорошо — плохо, это в нашем деле близнецы. 
      — Но ты не сомневаешься, что мы этих немцев найдем? 
      — Ни минуты! — сказал Томас Хадсон. — А теперь пойди крикни Вилли — пусть идет сюда. Антонио надо приниматься за стряпню. Будем есть сегодня тушеных креветок. Ара, даю тебе три часа, наполни водой все бочки. Скажи Антонио, чтобы занялся моторами. Я хочу выйти отсюда засветло. Больше тебе ничего не попалось на острове? Ни свиней, ни птицы? 
      — Ничего, — ответил Ара. — Они все забрали. 
      — Ну что ж, придется им поскорее все это скушать. Кормить живность нечем, льда тоже нет. Немцы — народ хитрый, они и черепах в это время года наловят. Я думаю, мы найдем их в Лобосе. Логично предположить, что они придут в Лобос. Скажи Вилли, чтобы он доверху забил ледник ракушками, а воды мы возьмем только до следующего островка. 
     Он замолчал, обдумывая что-то. 
      — Нет, виноват. Не то сказал. Воду таскай до заката, а судно я выведу отсюда, когда взойдет луна. Три часа мы потеряем, зато потом шесть выгадаем. 
      — Ты пробовал воду? — спросил Ара. 
      — Пробовал, — сказал он. — Вода хорошая, чистая. Ты был прав. 
      — Спасибо, — сказал Ара. — Так я пойду позову Вилли. Он уже сколько времени ныряет. 
      — Том, а мне что делать? — спросил Генри. — Остаться с тобой, или таскать воду, или, может, еще что? 
      — Таскай воду, а когда совсем уморишься, ложись спать. Ночью постоишь со мной на мостике. 
      — Привезти тебе рубашку или свитер? — спросил Генри. 
      — Пожалуй, рубашку и самое легкое одеяло, — сказал Томас Хадсон. — Песок сухой, сейчас можно и на солнце спать. А попозже на ветру похолодает. 
      — Какой тут песочек! Я такого сухого, рассыпчатого в жизни своей не видал. 
      — Это ветры его взбили за много лет. 
      — Томми, поймаем мы их? 
      — Конечно, поймаем, — сказал Томас Хадсон. — Никаких сомнений быть не может. 
      — Ты уж меня прости за мою дурость, — сказал Генри. 
      — За твою дурость тебя еще в люльке простили, — сказал Томас Хадсон. — Ты храбрец, Генри, и я тебя люблю и верю тебе. И никакой ты не дурень. 
      — Ты, правда, думаешь, что у нас будет бой с ними? 
      — Наверняка будет. Но ты об этом не думай. Думай о разных разностях. Думай о том, что тебе надо делать, и помни, что у нас у всех должно быть хорошее настроение, пока не начнется бой. О бое думать буду я. 
      — Я сделаю все, что от меня требуется, — сказал Генри. — Жалко, этот бой нельзя прорепетировать, тогда я бы еще лучше выполнил свой долг. 
     Томас Хадсон сказал: 
      — И так справишься. Нам этого боя не миновать. 
      — Уж очень ждать долго, — сказал Генри. 
      — Ждать всегда долго, — сказал ему Томас Хадсон. — Особенно когда гоняешься за кем-нибудь. 
      — Ты бы поспал, — сказал Генри. — Ты теперь совсем не спишь. 
      — Я посплю, — сказал Томас Хадсон. 
      — А как ты думаешь, Том, где они бросили свою подлодку? — спросил Ара. 
      — Лодки они увели отсюда и всех здешних поубивали, допустим, неделю назад. Значит, это та самая подлодка, о которой шла речь в Камагуэе. Но пока она еще была на плаву, они добрались на ней сюда. На резиновых лодках в такой ветер не ходят. 
      — Значит, подлодка затонула где-то недалеко, к востоку отсюда. 
      — Правильно. И тогда им, голубчикам, пришлось совсем раскрыться, — сказал Томас Хадсон. 
      — А до дома-то еще далеко, — сказал Генри. 
      — Теперь еще дальше будет, — сказал Ара. 
      — Немцы — чудной народ, — сказал Томас Хадсон. — В общем-то они храбрые, некоторые вызывают просто восхищение. И вдруг такие вот мерзавцы попадаются. 
      — Давайте лучше делом займемся, — сказал Ара. — Поговорить можно и ночью, на вахте, чтобы ко сну не клонило. А ты отдохни, Том. 
      — Тебе надо поспать, — сказал Генри. 
      — Что отдых, что сон — все едино. 
      — Нет, неверно, — сказал Ара. — Тебе важно выспаться, Том. 
      — Что ж, попробую, — сказал Томас Хадсон. Но когда он остался один, ему так и не удалось заснуть. 
     И надо же им было так напакостить здесь, думал он. Ничего, мы все равно их накроем. Здешние люди могли бы только рассказать нам, сколько было немцев и как они вооружены. За это, очевидно, и стоило их убить — с немецкой точки зрения. Что, мол, с ними считаться — негры! Но до некоторой степени это выдает их. Если они пошли на такое убийство, значит, руководствовались каким-то планом, значит, надеялись, что их подберут свои. Опять же этот план мог вызвать разногласия, иначе зачем им было убивать своего. Впрочем, с ним могли расправиться за что угодно. Может, он повел лодку на погружение, когда она должна была всплыть и пробираться домой. 
     Ну и что нам дадут мои домыслы? — подумал он. Полагаться на них нельзя. Может, так было, а может, нет. Но если было, значит, лодка пошла на погружение в виду берега, и пошла быстро. Следовательно, с собой они почти ничего не успели взять. Может быть, тот матросик тут ни при чем и зря его убили. 
     Сколько у них лодок, тоже не известно, потому что на двух — на трех здешние жители могли уйти за черепахами. Так что тебе остается только ломать голову и обследовать ближайшие островки. 
     Но что, если они пересекли Старый Багамский пролив и пристали к берегам Кубы? Ну, конечно! Как же ты раньше об этом не подумал? Для них это наилучший выход. 
     А если так, то из Гаваны они смогут добраться домой на любом испанском судне. Правда, в Кингстоне суда проходят проверку. Но риск тут наименьший, многим удавалось проскочить это препятствие. А наш Питерс, собака! Надо же, рация у него отказала. ПСО, подумал он: Пункт Связи Отказал. Нам дали большой передатчик, а он с этим красавцем не справился. Как он его запорол, понятия не имею. Но вчера в наш час ему не удалось связаться с Гуантанамо, а если и сегодня ночью ничего не выйдет, тогда мы сядем в калошу. А, к черту! — подумал он. Калоша еще ничего, есть места и похуже. Спи, сказал он себе. Это самое толковое, что ты можешь сделать сейчас. 
     Он поерзал плечами, укладываясь на песке, и заснул под рев волн, разбивавшихся о риф.