Дорога пугающе пуста, даже придорожная листва и та шелестит пугающе! В городе остались живые люди, но нам друг друга не найти. Ничего не работает, на мобильном нет зоны. Если Инна говорила правду, а все указывает на это, помощь я смогу найти только у нее и ее друзей в изолированном поселении «Радуга», где живут только четверогруппники, которых мор, естественно, не коснулся. В ста пятидесяти километрах от Москвы.
К сожалению, мне одной не справиться, не отыскать ни родителей, ни Лесю. У них вся надежда на меня, и чем скорее я найду помощь, тем больше у них шансов выжить. Родители еще продержатся пару дней, а сестренке помощь нужна немедленно! Ей всего семь, она очень нежный и хрупкий ребенок. У нее кудрявые светлые волосы и синие глаза и еще она очень общительна в отличие от меня. Каково ей одной в лагере, полном мертвых друзей и вожатых?
Машина пролетает по пустым улицам, мимо светофоров без привычных мигающих огней. Если бы не было так страшно, то было бы смешно. Не переносящий общество человек едет за помощью к людям. За помощью! Я ведь убежденно верю в один-единственный постулат — каждый сам за себя. А теперь несусь в глухую глушь к сектантам (по многим признакам это именно секта, а не община, как они себя называют).
— О, нет!
Я торможу с такой силой, что бедная машина протяжно-жалобно скрипит.
— Дусенька!!!
Перегнувшись через спинку, лихорадочно открываю свою дорожную сумку на заднем сиденье, оттуда, скорбно лупая глазками, на меня смотрит Дуся и, виляя своим лысым хвостиком, прыгает ко мне на коленки.
— Иди ко мне, мой сладкий!
Дуська тыкается своим мокрым пятачком мне в щеку, мой милый белый в крапинку макро-пиг. Как я могла забыть о ней?! Она еще совсем ребенок весом в один килограмм.
— На, маленькая, держи, — я протягиваю ей порезанное на дольки яблоко, она счастливо хрустит.
Выдохнув, мы едем дальше. Дуська на соседнем сиденье планомерно уничтожает яблоки и вращает головой по сторонам.
Мне вдруг стало одиноко, я лишилась своего привычного мира, вообще всего лишилась. Впервые в жизни мне плохо одной еще и потому, что теперь я целиком завишу от других людей, не могу все одолеть сама. «Это временно»... «Да, нужно просто это пережить, а потом все наладится, главное найти Лесю и родителей, я так боюсь за них!»
Пиииииип! Значок бензобака на торпеде тревожно мигает.
— Этого еще не хватало...
Впереди маячит заправка. Я подъезжаю и не могу заставить себя выйти — умираю от страха. Смотрю на Дусю, она на меня. Ее вера в меня придает сил. И еще... очень хочется в туалет.
Тихо. Ни огонька. Ни души кругом. Черные окна без света, открытые настежь двери. Оглядываясь, вхожу — никого, к счастью. Так, вон там туалет, вторая дверь, отлично, открываю и... мертвый мужчина на унитазе: голова запрокинута вверх, невообразимые розовые семейные трусы и невыносимая, тошнотворная вонь. Медленно, мелкими шажочками назад, я пячусь. Надо привыкать, он не последний, не последний и... всегда есть кусты!
Дуська уснула, я сгрызла три банки чипсов и выпила литр колы, но бензин мне не достать! Электричества нет — колонка не работает, я все перепробовала. Что еще делать, не знаю. Оглядываюсь вокруг, может, угнать какую-нибудь машину? Хотя... Ну конечно... дурочка! Хватаю на заправке две самые большие канистры и несусь к машинам: вскрыть бензобак — не проблема! Скоро мы с Дуськой наконец-то доберемся до живых людей. Бензин бодро льется, солнце заходит, выглянув из-за машины, вижу Дусю, бдительно наблюдающую за мной сквозь стекло. Мы выкрутились!
h)
ВЫ ЧИТАЕТЕ
ЧЕТВЕРТЫЕ
AdventureКаково это быть участником вселенского эксперимента? Точнее Апокалипсиса? КОШМАРНО, я вам скажу. Потому, что когда на твоих глазах экспериментаторы уничтожают все население планеты, а живой город превращается в кладбище.... Это не просто страшно. ...