Sex, Coke and Indie Rock

Глава двадцать вторая

  Гарри в панике метался по комнате.

Папу он отправил в душ, ноутбук вырубил, даже это гребаное вибро яйцо достать изловчился. От возбуждения, естественно, и следа не осталось, и эта дурацкая игрушка причиняла почти болезненный дискомфорт все время, пока папа не ушёл в ванную. Конечно, он выключил его почти сразу, больше ничего не пульсировало и не вибрировало. Но все же оно было в нем, и это доставляло кучу неудобств, пока папа обнимал, крутил перед собой, как маленького, просил подогреть чайник, а потом и усаживал его на диван, чтобы выпить этот самый чай.

К счастью, папа, все же сославшись на усталость, попросился в душ, и Гарри удалось максимально быстро замести следы. Кроме одного. Самого большого и явного — отпечатка его тщательно скрываемой гомосексуальности. Коробки с искусственными членами, смазкой, презервативами, прочими штучками, улучшавшими его настроение.

Дома в Англии он легко прятал её под кроватью — туда никому в голову не пришло бы заглянуть. Кровать была низкая, и только ладонь пролезала. Он специально отвинтил пару деревянных реек под матрасом, чтобы можно было достаточно быстро извлечь и надёжно спрятать свой гейский скарб.

Как он его перевозил — и вспоминать не стоит! Его знатно потряхивало, когда он заворачивал и упаковывал эти причиндалы в чемоданы. К счастью, перевозка не запрещена, главное было только, батарейки вытащить.

И вот теперь непонятно, куда прятать это добро. Под кровать — не влезет. В шкаф — ненадёжно. В духовку... Господи, нет конечно. О чем он думает?

Гарри трясло от паники. Голова соображала плохо, сердце бешено колотилось, он то и дело вытирал вспотевшие ладони о шорты, продолжая бестолково метаться по квартире.

Выхода не было. Только в мусор. Жаль, конечно. И дорого все это вышвыривать. Но собственная голова и отношения с папой все же дороже. Гарри подхватил пластиковый разрисованный контейнер и, прижав его к боку, побежал к двери.

Отец, судя по звукам, уже вот-вот был готов выйти.

— Блядь!

От громкого вопля и неожиданности он чуть не выронил коробку, но подхватил её в последний момент, только крышка чуть съехала. К счастью. Иначе бы вибраторы и прочие радости его жизни бодро заскакали бы по коридору.

— Гарри, твою мать! — Луи потирал плечо. — Куда ты так несёшься?

— Выкинуть. Нужно выкинуть. Срочно! Папа! — паника снова вернулась, только сильнее. Он ничего не успевал, сейчас папа выйдет, и все! Все узнает! И убьёт. Точно убьет! Руки затряслись, и он снова чуть не выронил коробку.

— Гарри? — голос папы раздался совсем близко, и одновременно с этим коробка исчезла у него из рук. Он даже сразу не понял, куда именно, только потом догадался посмотреть на Луи. Тот невозмутимо поправил крышку и с вежливой улыбкой смотрел за спину Гарри. — Добрый вечер!

— Здравствуйте, — Томлинсон улыбнулся и, перехватив коробку одной рукой, протянул ладонь папе. — Я Луи Томлинсон, ваш сосед. В смысле, сосед Гарри.

— Дес Стайлс, — кивнул тот. — Приятно познакомиться. У вас с Гарри... эээ... встреча?

— О, нет. Я... Гарри просил научить его рисунку. Я... давал ему пару своих университетских работ, — он кивнул на ящик. — Отдавал мне. Вот. Очень срочно понадобилось.

— Но Гарри не умеет рисовать...

Боже мой! Гарри почувствовал, как слабеют ноги. Папа сейчас выхватит ящик, и все! Все! Он убьет их обоих!

— Вы совершенно правы, мистер Стайлс. Ни грамма таланта.

Вдруг стало обидно. Луи даже никогда не видел, как он рисует. Он даже хотел поспорить, но Луи не дал ему и рта раскрыть.

— Я пойду, завтра уезжаю. Вернусь через четыре дня, — зачем-то пояснил он. — Счастливого Рождества, мистер Стайлс, — кивок, — Гарри, — ещё один.

Ему только шляпы не хватало, чтобы старомодно приподнять!

И Луи, крепко прижимая ящик к боку, подошел к своей двери и, не оборачиваясь, вошёл в квартиру.

Гарри молча пошёл за отцом. Никак не верилось, что все так хорошо закончилось, и разоблачение откладывается. Луи просто так к месту оказался в коридоре... И куда он шёл? Или откуда?
Наверное, из прачечной...

— Вы хорошо знакомы? — папа смотрел на него как-то так, что снова затряслись поджилки, — а если он догадался, что они с Луи... Господи, нет. Он выдумывает от страха. Перелет был долгий, смена часовых поясов, отец устал, оттого и взгляд такой тяжёлый.

— Нормально, — осторожно ответил Гарри. — Дружим. Как соседи.

— Приятный, — оценил отец. — Хорошо, что ты нашёл друга постарше. Как думаешь, он придёт на обед, если мы его пригласим? Как вернется, попробую. Интересно узнать тех, с кем ты общаешься.

Отец уже говорил сам с собой. Он все спланировал и решил. Такой уж он.

Гарри только повёл плечами и беспомощно улыбнулся. Луи только этого не хватало. А ему как раз не хватало именно Томлинсона в компании с его отцом. Праздники обещали быть веселыми.

***

Папа уснул быстро. Он едва дотянул до начала двенадцатого и ушёл в спальню. Гарри предварительно, пока они ждали доставку из китайского ресторанчика, перестелил белье, твёрдо настояв на том, что папа будет спать в его комнате.

После такого перелёта нужно как следует выспаться, да и вообще, ему-то все равно, где спать, а папе нужен нормальный отдых.

Чертовски хотелось курить. Но при папе он не решался, хотя, может, тот и не слишком против будет. Но включать вытяжку он не решился. Завтра будет видно, что делать с вредной привычкой. И с деньгами. И с Буббой. У них с папой было очень много тем для обсуждения. И хорошо, что они все относительно безопасные.

Луи просто его спас. Как гребаный Супермен или какой-нибудь Капитан Америка. Он никак не мог понять, почему же Томлинсон без разговоров решил помочь?! Может, вину свою чувствует и загладить пытается? Наверное. Других вариантов он не видел.

Он так старательно избегал его все время. Так ненавидел за то, что он с ним сделал. И за это равнодушие, после того ужасного четверга. Пока он подыхал от одиночества, ненависти и бессилия, Луи было похер. Он все так же продолжал жить, трахаться и работать, как ни в чем ни бывало. В клубы ходил, на обеды, и на Манхэттен ездил. Оттрахал его у стены и вернулся к своей жизни.

Несмотря на благодарность, что он так ловко спас его от папы, его снова накрыло это непонятное, противоречивое, разрывающее изнутри чувство. Хотелось наорать на Луи и кинуться на шею с объятиями, ударить посильнее и поцеловать, послать к черту и никогда не отпускать от себя дольше чем на минуту.

Так все запутанно. Так все сложно. Раньше такого никогда не бывало. И что с этим всем делать, он понятия не имел.

Гарри замотался в плед и улёгся на шезлонг. Кто вообще придумал ставить эти шезлонги в каждой квартире? Он лежал, рассматривая мерцающий за рекой Манхэттен и никак не мог выкинуть слова Лиама из головы. Он ведь не любил Луи. Нет, конечно нет! Он его ненавидел. За кучу парней. За ложь. За то, что использовал Гарри. Ведь это удобно — иметь карманного мальчика для секса! За... Он сам не помнил, за что именно он ещё ненавидел Луи. Но точно за что-то действительно серьезное. Гарри, тихонько застонав, перевернулся на бок и прижал колени к груди.

Он уже не испытывал ярости и ненависти. Все эти мысли — неудачные попытки накрутить себя.

Уже нет никакой ненависти. Осталась только обида и непонимание. И вот это непонятное, рвущее на части чувство.

Хватит уже врать себе.

Гарри прикрыл глаза. Больно-больно так. И ещё больнее становится, когда накрывают воспоминания.

Луи с кофе. Луи, отбирающий одеяло. Луи, смеющийся над морскими котиками. Луи под солнцем Сан-Франциско. Луи с парнем в клубе — тут сердце особенно заныло. И сегодня вот — Луи в хорошо знакомой домашней одежде. Джинсы вытерлись на заднице, и кофта эта голубая — мягкая-мягкая, а под мышкой коробка с изображением Биг Бена (Гарри казалось это забавным, слово «большой» совместно с содержимым его очень веселило). И если забыть все то, что Луи сделал, то он мог бы претендовать на звание самого лучшего мужчины в мире.

Вздохнув, он встал с шезлонга и поплёлся на диван. Блядь, как жаль, что они столкнулись тогда в лифте. Он лучше бы и дальше жил в своём выдуманном идеальном мире, где утром Томлинсон варил ему кофе, а потом тискал в подъезде, пока не приедет лифт. Лучше бы так...

***

— Сегодня уже двадцать третье, — отец грустно рассматривал пустые полки холодильника, — нам нужно решать с Рождеством. Слушай, ты тут голодал, что ли? Я, наверное, не рассчитал с ограничением... Цены тут другие, я...

— Пап, успокойся, — Гарри сидел, закутавшись в одеяло и пил чай. — Я просто... Сорвался. Ну, знаешь, скидки. И мне захотелось прикупить себе чего-то такого...

Отец только фыркнул.

Да, он помнил, что папа против выпендрежа в одежде. Против всяких стильных шмоток, очков за три сотни, полупрозрачных футболок... Всего, что не входило в его представления о мужском стиле. Ох, тяжко ему будет.

Да, он рад! Безумно рад, что папа приехал, он соскучился, и вообще, родной ведь человек, но... Но он не хотел отца здесь. Как бы это ни было ужасно эгоистично, но он хотел, чтобы Нью-Йорк оставался его территорией. Здесь он старался найти себя, понять, самовыразиться, в конце концов. Папе-то его «самовыражения» вообще не понравились бы.

— Не нужно было тебя отпускать, — поджал губы отец. — Мало того, что деньги рассчитывать не умеешь, так и тратишь непонятно на что.

— Всего лишь новое пальто и очки, — тихо ответил Гарри, отворачиваясь. Папа не поймёт, никогда не поймёт. Понятно, что про это все отец забудет, но не в шмотках же дело! Он его не примет. Не примет. — Я больше так не буду.

— Да ладно, хрен с ними. Не велика беда. Пойдём позавтракаем нормально, и ты мне покажешь этот город свой любимый, расскажешь все.

Рассказать. Все рассказать? Гарри бы рассмеялся, если бы это не было так грустно. Все про то, как он забил на учебу, как тусил с Дэном, как с Луи в Калифорнию летал, как ночевал у одного, а потом у другого? Этим он и был занят последние полгода, в основном. Опять придётся врать, выкручиваться. Прав был, черт его побери, Томлинсон, — правда не нужна никому. И его папе, в первую очередь.

Хорошо, хоть Мэг иногда его на вечеринки вытаскивала, и тогда на хоккей он сходил. Хоть какие-то подробности. И про Буббу рассказать. Его завтра утром нужно будет забрать! По идее, папа вряд ли будет возражать, он же любил Форестера, значит и против одинокого бульдога не будет. Может даже, если подружится, то и денег даст. Стало стыдно. Отца он, значит, видеть особо не хотел, но денег просил. Самому нужно идти работать. Тогда и проблем меньше будет.

— А чего это ты рисовать решил? — от неожиданности горло свело спазмом. Бля, Луи, конечно... — Ты же вроде на исторический пошел?

— Да... — Гарри быстро затолкал кусок омлета в рот, стараясь выиграть время. — Он просто сказал, что эээ... что научит кого угодно. Просто типа у меня учителя не те были. Вот. А оказалось, что и он не смог. Когда обе руки левые, пап, сам знаешь, это сложно!

— Странные у вас отношения, — посмеиваясь, произнес отец. И хорошо, что он не знал, насколько странными они были! Гарри снова вспомнился их номер в Сан-Франциско, и какой была кровать под утро, когда они съезжали. — Вообще, как? Много друзей нашёл? Не скучаешь?

Гарри с облегчением выдохнул. Эта тема его устраивала. Он принялся рассказывать про Меган, Рони, Эндрю, немного приукрасил отношения с другими ребятами, про хоккей, про вечеринки, про то, что он — номер два в баскетбольной команде, только придурок Сэмми лучше!

Он рассказывал и видел, как смягчается лицо отца, как он им гордится, как счастлив за него. И сердце болезненно сжималось, быстрее, чем положено, разгоняя кровь, билось быстро-быстро оттого, что ему было жаль папу. У него никогда не будет сына, которым он мог бы гордится. Только завравшийся трус, гей, который очень хочет наконец найти своё место в жизни.

***

Он был до последнего уверен, что Томлинсон уж точно не придёт. Зачем ему это надо? Папа хотел познакомиться с его друзьями. И отмазаться, что все-все разъехались, — не вышло. Потому что Меган заскочила двадцать пятого, вручить подарок ему — тёплый, сине-зелёный шарф-снуд, и маленький свёрток Буббе — спрессованные овощи в форме косточки. И, когда папа вышел поздороваться, Гарри едва успел наступить ей на ногу, чтобы молчала. Она уж точно подумала не то, что нужно, и явно уже готовилась отпустить какой-то комментарий в духе: «О, у тебя новый папочка?». К счастью, обошлось — Мэг ойкнула, но тут же расплылась в очаровательной улыбке и пожала папе руку. Но на обед она с радостью согласилась зайти, то ли не понимая яростных подмигиваний Гарри, то ли ей было абсолютно плевать на то, что он не хочет никаких посиделок.

И бог бы с ней, с Меган. Она по своей безалаберной натуре хоть и вредная, но все же не опасна ни капли. Держать язык за зубами она умела. И он так надеялся, что они просто пообедают втроём, тихо-мирно. Но все надежды рухнули без трёх минут пять.

Мистер Томлинсон явился — не запылился. С бутылкой вина и какой-то корзинкой с сырами. Высший свет — ни дать, ни взять.

Отец издал звук — что-то среднее между фырканьем и цоканьем, что, очевидно, означало одобрение, и провёл Луи к столу. Мэг радостно пожала руку, представилась и с интересом рассматривала соседа. И до Гарри с запозданием дошло — она не знает, что Луи это его... папочка. Бывший. Но все же. А ведь она его так ненавидела, так презирала, хотела сдать полиции и уговаривала Гарри сбежать подальше, и желательно, к Дэну. А тут сидит, улыбается, волосы поправляет.

За что ему этот дурдом?

Бубба, засопев, подошел к Луи и уткнулся в отглаженную брючину. Тот тут же присел, заворковал, потрепал за ушами — знакомился.

— Ему нельзя ничего жирного, — Гарри уселся на стул рядом с Меган, — у него диета.

— Д-Гарри, это твой? — Луи выглянул из-под столешницы. — Я думал, это пёс твоей милой девушки.

— Мы просто дружим, — стараясь говорить спокойно, произнес Гарри. Вот свинья, знает же все, а туда же! — И пёс приютский. Я его на праздники взял.

— В «Барк шелтер», — неожиданно вставила Меган, — рядом с моим домом. Там, за парком...

Гарри не слушал, что ответил Луи. Он поднялся и на правах хозяина квартиры пошёл за главным блюдом. Отец запекал баранину. А её, как известно, нужно есть только горячей. Пусть они подавятся своей милой и светской беседой. Собачьи приюты! Вино! Ещё пусть про погоду вспомнят.

Ой, да нахуй их всех!

Гарри выкладывал горячие куски мяса на блюдо и сам кипел не меньше подливки на дне. Боже, за что ему все это, и как выжить? Он сейчас просто ненавидел всех троих, а заодно и Буббу, который ластится к каждому, кто готов его погладить. Бросить бы их тут, таких прекрасных и вежливых, а самому убежать на набережную и врубить в наушниках что-то такое, от чего бы он снова стал спокойным, и сердце бы так не колотилось — как тогда, после клуба. Не понятно, почему ему так противно оттого, что Луи всем так нравится?! Все хотят с ним поболтать и обсудить что угодно! Нахер он вообще пришёл, забыл, что ли, о чем ему Гарри кричал в тот день? Напомнить, может?

Гарри сжал щипцы для мяса в ладони и выдохнул. Раз-два-три-четыре... Он досчитал до десяти и зажмурился. Никуда это не годится. Нужно взять себя в руки. Иначе у отца точно возникнут вопросы. А ведь он сам сказал — черт дёрнул за язык! — что они с Томлинсоном в хороших отношениях. А значит, и вести себя нужно соответственно.

Он ещё пару раз глубоко вдохнул и, нацепив милую улыбку, взял баранину и пошёл к столу.