Наперегонки.

21: forever young

  У Чимина есть выбор: поцеловать или убить.

   Принять выдрессированного зверя и впустить или выбросить на улицу облезлой шавкой. Даже породистые гончие могут превратиться в дворняг. У Чимина в действительности получилось обвести вокруг пальца, развернув на триста шестьдесят градусов. Чонгук не предвидел, ослепнув самонадеянностью, а Чимин просто выжидал нужный момент, чтобы раскрыть козырные карты. Выбить на черно-белой доске фигурами: шах и мат. 

- Неужели ты думал, что я проиграю? Был так уверен в своей победе…

   Они ходят по острию ножа, вдавливая лезвие глубже в пятки – одно небрежное движение и будешь разрезан на части, а рядом упадет выжатое, истерзанное сердце, перемолотое в блендере, словно грейпфрут. Оно влажным шлепком приземлится одному из двух под ноги и окрасит в едко-красный ступни. Лишь одно небрежное движение – и один из двух падет ниц.

- Я признаю поражение, - Чонгук поднимает голову, смотрит с уверенностью, но беззлобно. В его глазах пусто. Все-таки упасть с небоскреба и не разбиться насмерть – самое худшее наказание.

- Тогда… - Чимин подходит ближе, наклоняется, но только чтобы закрыть дверь. Приглушенный щелчок, свободная футболка вновь намокает от чонгуковой. – Где же белый флаг?

   Чонгук не смеет двинуться, дышит слабо, словно боится делить воздух на двоих. Он не может позволить себе надменность, когда снял корону, впервые приняв Чимина за равного. Хотя они всегда были наравне, не важно, на каком месте находятся в обществе, плевать на статус и мировой устрой, они – одинаковые. Дополняют друг друга противоречиями, словно две дольки разрезанного грейпфрута; восстановить разбитое сердце получится, только соединив их воедино.

- Можешь делать со мной все что хочешь, - Чонгук беспрекословно отдает в руки Чимина былую власть, доверяется, но в страхе жмурит глаза. А Чимин облизывается, усмехаясь – так просто? Он прижимается вплотную, горячими пальцами ведет по холодной шее, заворожено наблюдая, как они окольцовывают бледное податливое горло. Сжать чуть сильнее, заставить кашлять, царапать до ожогов и истязать, как когда-то истязали его. На секунду кажется, что Чимин выберет убийство, полное разрушение, как и планировал изначально. Ореховая радужка темнеет, на дне тлеют угли, пальцы беспощадно надавливают на свежие синяки; у Чонгука перехватывает дыхание, в груди копошится хриплый кашель.