Наперегонки.

11. lollipop

   Последующие несколько дней призрак уныния витает озябшей дымкой по классу и не хочет испаряться. Не всегда вечеринки оканчиваются тем, что стыдно, но хочется рассказывать, порой переживать похмелье приходится в обезьяннике, а потом совмещать с вытекающими проблемами. Чимину и Намджуну сделали предупреждение, но пока не выгнали, не хотели терять столь выдающихся учеников. Чонгука, однако, не трогали. Но след случившегося отразился и на нем, прилепился клейким пластырем к щеке, скрывая жгущийся гнев отца. На все попытки задать вопрос, Чонгук лишь хмурил брови и оцарапывал из-под век осколками, тогда его оставляли в покое, тихо возвращались за парты и внимали бормотанию учителя. Притихши, сидел даже Хосок, пытался не выделяться и слиться с блеклыми облезлыми стенами, его пожирало заживо плохо скрываемое чувство вины, ведь это он уломал пойти на тусовку, из-за него друзья попали в передрягу и подкосили репутацию. Он сидит, сложив руки на груди, и смотрит перед собой, не обращая внимания на оклики учителя с просьбой снять кепку, слишком занят рассматриванием новых темных пятен, проглядывающих сквозь татуировки. Украдкой, взволнованно, на Хосока поглядывает через плечо Тэхен, не пытается привлечь внимания, как всегда довольствуется расстоянием. С того дня они так ни разу и не заговорили. Ему немножко обидно, но не в чем разочаровываться, когда ничего не ожидал.

   Первая стадия депрессии окутывает мягким самовнушением и давит на плечи, заставляя, пригнувшись, разлечься на парте. Холодный ноябрьский воздух гуляет по классу, залезая под хлопчатые рубашки, не давая уснуть. Чимин закрывает глаза на мгновение, очки врезаются в переносицу, оставляя красные отпечатки, с него уже несколько недель не спадает шаль хандры и отвращения ко всему миру. Впервые хочется просто сдаться и поспать, никуда не гонясь, но вспоминаются наполненные водяной пленкой глаза матери и осунувшееся лицо отца, тогда приходится отклеивать себя от тетрадки, брать в руку ручку, писать. Механически... Чонгук остервенело строчит на доске уже четвертый ряд белых цифр. Ему невдомек, как это, когда родители не кричат, брызжа слюной, за проступок, а спокойно, еле слышно спрашивают: почему? Слезы капают на ковер, и растекается лужей разочарование - в себе. Взрослые корят себя за то, что недосмотрели, упустили какую-то важную деталь, за работой забыли о сыне, а Чимин ненавидит себя за то, что споткнулся и сошел с намеченной дороги в дикие заросли. Он не может простить себе печальные лица родителей и немые материнские истерики по ночам, приходится насильно огородиться от Чонгука, попытаться перестроить самого себя. Однако яд уже давно поразил мозговые клетки. Не выходит.