Спустя три дня после возвращения Музыкантов Гуманитарии устроили всеми любимый День Призрака Оперы.
Наверное, все началось с Вивьена Фокса, недавнего выпускника-Циркача. Он прославился на всю Академию пылкой любовью к этой истории и столь яркой способностью всех заражать, что к концу прошлой зимы все Гуманитарии пересказывали эту драму из уст в уста, приправляя её пикантными подробностями. Воспитателям ничего не оставалось, кроме как согласовать очередную дату и объявить всем, что именно этот день именно этого месяца отныне будет Днем Призрака Оперы.
Как ребята его отмечали? Просто, но разнообразно.
Литераторы устраивали посиделки за романом, читая его по абзацам. Проще не придумаешь, но была одна особенность: они читали на всех возможных языках, кроме родного. Большинство владело французским, кто-то когда-то откопал на барахолке книгу, переведенную на японский язык, а мистер Пинсон идеально владел испанским. Актеры и Художники, часто заходившие к Литераторам на огонек, ни черта не понимали из того, что те рассказывали, хотя саму историю знали в деталях. Но литературным душам нравилась эта забава, и с каждым годом коллекция книг на иностранных языках только пополнялась.
Актеры, в свою очередь, пересматривали все вышедшие до этого времени экранизации, включая собственные спектакли и репетиции. Обсуждали игру, критиковали сценаристов и режиссеров, и пытались выпросить у воспитателей ключи от своего любимого кабинета. В этот день с их одежды сыпались крошки от печенья и чипсов, глаза были красные и уставшие, и от Актеров пахло только газировкой или кофе. Они могли позволить себе один день безделья. С удобством разместившись на мягких диванчиках с большими перьевыми подушками, Актеры обсуждали вечное и важное в человеческой жизни, с маленькой долей спора. Так день и проходил, медленно и лениво, пока в комнату не врывались Художники.
Именно в этот день они превосходили себя в безумстве. Забыв о сне или еде, они носились по всей Академии, переворачивая её с ног на голову, в поисках ещё нетронутой стены. Разносился стук инвентаря, а на уже окрашенных стенах оставались не двухзначные надписи и рожицы с закорючками. По дороге они заходили в гости к друзьям и ещё больше бесновались там, мешая и отвлекая. Литераторы, чтобы избежать встречи, запирались на замок и игнорировали непрерывный пятиминутный стук разной громкости, а затем, уже перед сном, обнаруживали свою дверь расписанной и измазанной с оставленным росчерком граффитиста Миклоша Паапа. Актеры схлопотали ещё больше: Художники бесцеремонно ввалились к ним, рассказали какую-то громкую чушь, разлили на подушки содовую, раздавили чипсы ногами и ушли, не закрыв дверь. Лежебоки проводили их рассерженными взглядами, про себя обещая намылить им завтра шею.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Искусство, рожденное на войне
General Fiction"Эта история повествует о человеке, который решил отойти от своего размеренного и спокойного, но невероятно скучного образа жизни и заняться поиском собственного призвания в этом непостоянном мире. Во время просмотра телерепортажа, он подмечает, что...
