Чонгуку долго выбирать не приходится, отпускать тебя домой или нет, когда соленые ручьи слез стекают по девичьим щекам и на его ладонь случайно капают. Он словно не воду ощущает, а магму раскаленную, которая нарочито медленно капает на бледную кожу и ее обжигает, сквозные дыры на костях выплавляет и адскую боль стойко выносить заставляет. Чон терпеть это не был готов, а в районе груди что-то болезненно ноет и рвется с громким треском, не позволяя ему даже подумать над решением.
Пришлось снова эту маску безразличия натянуть на лицо и к коже ее припаять надолго – больше Чонгук не готов на своей внутренней составляющей и царапины оставить. Ты начала острыми когтями впиваться в кожу, сдирая с Чонгука ее буквально живьем и почти принуждая своими слезами так действовать, как тебе нужно. Но Чон не по твоей прихоти сейчас едет по трассе к дому по продиктованному адресу, даже не из жалости или неприятного чувства, пусть оно изнутри его разрывает и кромсает – он бы терпел. Терпел прежде и не такое, а нынешняя ситуация кажется песчинкой в сравнении с тем, сколько тяжестей уже на него свалилось. С тобой же, если бы действительно были силы, он бы и против воли справился.
Чонгук всего-навсего устал. Позднее собрание внутрисемейного совета из него последние силы высосало и выкинуло обратно, а члены этого же совета – настоящие энергетические вампиры. Они дотошно и навязчиво пытались докопаться до наследника, вытянуть из общей массы холодности, спокойствия и равнодушия хотя бы что-то непозволительное или неверное, но каждую попытку Чон пресекал колко и остро, с самодовольной на лице ухмылкой. От нее мужчин корёжило и трясло ужасно, заставляя еще более настойчиво действовать – безрезультатно. Чонгук с первого же собрания дал понять, что против него действовать не стоит. Он знает, что с первого раза понимать его никто не станет, а потому, пока есть время и возможность – будет искоренять все неугодное.
Его пронизывающий до костей взгляд бросает в холод и дрожь, ты оттого в душном салоне иномарки сжимаешься и напрягаешься настолько сильно, что, кажется, ему пальцем можно ткнуть и ты рассыпешься, оседая тленным пеплом на ладонях. Мельком поглядываешь на Чонгука, который видится слишком загруженным и сосредоточенным по лицу, что не может тебя не вводить в заблуждение. Все же, старательно отводишь от мужского профиля взгляд и смотришь в окно, где мелькают угасающие со временем окна жилых домов. Пытаешься не загружать мысли произошедшим и сказанным этим вечером, стараясь отвлечься на нечто более важное и действительно стоящее. Но в глубине души осознаешь, что как бы не старалась – от действительности не убежать, она нагонит совсем скоро и заберет в свои цепкие лапы все, что при себе имеешь. Руками Чонгука, такими же ловкими и крепкими, будет медленно растаскивать частями всю твою сущность, оставит на месте всего пустое место, обнажится и заставит целиком и полностью вобрать в себя все, что до этого позволяла себе отрицать. От этого еще никому не удалось убежать и скрыться.
- Ты ведь понимаешь, - раздумья прерывает уже знакомый низкий голос, - что теперь не меньше моего по рукам и ногам связана.
- Не начинай этот разговор снова, - переводишь взгляд на вид за окном, отрезаешь холодно и резко, сама себя не слыша.
- Теперь моя сука будет мне указывать? – он смеется тихо, но внимание твое все же привлекает, заставляя на лице, даже в его улыбке, пусть и искренней, но видеть усталость и тяжесть.
- Прекрати меня так называть, - почти шипишь сквозь зубы и шумно пропускаешь воздух через нос, прикрывая глаза. – И я не твоя сука!
- Моя, - он довольно ухмыляется и достает из бардачка пачку сигарет. – Не думаю, что ты куришь, так что не предлагаю, – он замечает мельком, как ты закатываешь глаза и недовольно морщишь нос, все же подкуривает и сизым дымом глубоко затягивается, держа руль одной рукой и расслабленно откидываясь на спинку кресла.
- Я уйду через пару минут, - ты тянешься к кнопке, чтобы окно раскрыть, но затем одергиваешь руку, вспоминая, что окна и двери заблокированы. - Мог бы и потерпеть
- А я тебя и не спрашивал, - он хрипло усмехается и выпускает клубы дыма в раскрытое полностью окно.
- Ты ужасен, - недовольно фыркаешь и поворачиваешься к нему, видишь на лице хитрый оскал и прищур, которые не сходят даже при соприкосновении фильтра с губами.
- А ты нудишь, но запах у тебя настолько охуенный, что я готов даже это терпеть, - Чон глядит на тебя и замечает румянец смущения на щеках, который ты старательно пытаешься скрыть в вороте куртки. – Здесь?
Ты высматриваешь через лобовое стекло знакомую многоэтажку, в которой и находится твоя съемная квартира. Молча киваешь и слышишь щелчок, оповещающий о разблокировке дверей. Хватаешь пакет с продуктами, что стоял все время в ногах, и уже собираешься выйти из треклятого бугатти поскорее, скрыться от Чонгука в родных стенах и на трезвую голову все обдумать.
- Стой, - чувствуешь, как он тянет тебя за рукав, и оборачиваешься, уже собираясь открыть дверь автомобиля. – Т/И, ты все равно должна быть рядом со мной.
- Мы друг друга даже не знаем, - поджимаешь губы и выдыхаешь с неким разочарованием, осознавая, что он отчасти прав – рано или поздно нужно будет переступить все недозволенные границы и установки, принять то, что ожидает вас по ту сторону, но все не решаешься.
- Нам предназначено быть вместе, и ничего ты не сделаешь, - Чонгук отпускает твою руку и снова выпрямляется, возвращаясь в прежнее положение. – Я дам тебе время, но не на выбор между согласием и отказом. Сука должна своему клану принадлежать, а мы истинные, и твое место – рядом со мной.
- Если уж на то пошло, - ты всем телом поворачиваешься к нему и смело заглядываешь в глаза. – То я – сука, и у меня есть свой клан, которому я принадлежу, - Чон молчит, шумно, размеренно дышит, и лишь недовольное выражение лица выдает его в том, что ты оказываешься права. – И вот пока я добровольно не пойду, ничего ты сделать не сможешь, да?
- Принцесса, - он смеется и ближе к тебе наклоняется, растягивая губы в лукавой ухмылке и проводя по ним кончиком острого языка. – Я всегда добиваюсь того, чего хочу, и клановые порядки и законы я в силу своего положения оспорю, не сомневайся. Надо будет, я все перекрою на свое усмотрение, потому что скоро обрету эту абсолютную власть, - Чонгук хмыкает самодовольно и вновь отдаляется, откидываясь на спинку сидения. – Даже не пытайся мне противостоять, я это быстро сломаю. Надо будет, даже тебя.
Смотришь в одну точку и на несколько секунд задерживаешься, понимая, что спор решила затеять совсем не с тем человеком. У него в омутах черных глаз языки пламени свой янтарный блеск отбрасывают, саму тьму в нем купают, не позволяя даже просвета увидеть сквозь эту непроницаемую паволоку самоуверенности. Просто стоило посмотреть в эти огни на секунду и понять, что любое несогласие бесполезно. Он куда острее и грубее оказывается, чем могла себе представить, потому что знала бы – в этот огонь даже не сунулась бы. Чонгук на свое место указывает быстрее, чем ты успеваешь сделать полноценный вдох.
Промолчав в ответ, ты сжимаешь крепче ручку полиэтиленового пакета и выходишь из машины. Медленными шагами приближаешься к подъезду, который с каждой секундой кажется все дальше, будто и вовсе к месту оказалась прикована. Сдерживаешь дрожь в теле и стараешься идти ровно, игнорируя подкашивающиеся ноги.
Чувствуешь спиной этот пристальный взгляд, он словно вот-вот дыру у тебя в спине прожжет сквозную, заставит погибнуть прямо на холодном сыром асфальте, и Чон не поморщится ничуть. Ты с таким же каменным и оледеневшим взглядом входишь в подъезд, прислоняешься спиной к двери и вниз по холодной железной поверхности скатываешься. Прикрываешь лицо руками и шумно выдыхаешь, всхлипывая вновь непроизвольно. Чонгук одной только фразой уже смог превратить твою стойкость и уверенность в ничто, сделав это искусно и виртуозно. Не просто, как он умеет – как любит.
