Другой шанс

1.

Дремала душа, как слепая,
Так пыльные спят зеркала,
Но солнечным облаком рая
Ты в темное сердце вошла.

Не знал я, что в сердце так много
Созвездий слепящих таких,
Чтоб вымолить счастье у бога
Для глаз говорящих твоих.

Не знал я, что в сердце так много
Созвучий звенящих таких,
Чтоб вымолить счастье у бога
Для губ полудетских твоих.

И рад я, что сердце богато,
Ведь тело твое из огня,
Душа твоя дивно крылата,
Певучая ты для меня.

Она поднялась по деревянной лестнице, ведущей на второй этаж, несколько секунд постояла перед дверью, теребя в руках перчатки, и наконец, собравшись с силами, постучала.
Ей никто не ответил, не пригласил войти; она постучала снова.
Может, хозяина нет?
Не может быть, мсье Легрис – хозяин дома, сказал, что интересующий ее постоялец никуда сегодня не выходил.
Постояв перед закрытой дверью, она все-таки решилась войти без приглашения. Дверь оказалась незапертой, хозяин тоже оказался на месте: сидел, склонившись над столом. В комнате было темно, как в склепе – окна завешаны плотной тканью, и лишь зажженная лампа тусклым мерцающим светом озаряла небольшую комнатушку на чердаке.
- Я ведь сказал, - не поворачиваясь к двери, ответил хозяин, - я не буду ужинать, мадам Легрис.
Гостья улыбнулась, узнав до боли знакомый голос, и ответила:
- Это не мадам Легрис, это я, Эрик. Здравствуй.
Хозяин поспешно обернулся и уставился на стоящую на пороге женщину, растерянно хлопая глазами.
- Антуанетта? – переспросил он, будто не узнав гостью. – Это ты?
- Да.
- Вот уж не ждал. Может, пройдешь, или так и будешь продолжать стоять в дверях? – холодно проговорил мужчина, нахмурившись. Неожиданный визит мадам Жири его не обрадовал.
- Спасибо за приглашение, – проходя в комнату и кладя на стол перчатки, произнесла мадам Жири. – Оно, как всегда, в твоем духе.
- Я тебя не ждал, – наблюдая, как она поправляет шляпку, молвил черный, как туча, хозяин. – Кто бы мог подумать, что однажды вечером ко мне заявится сама Антуанетта Жири.
- Очень остроумно, – разглядывая чудовищный беспорядок на столе, проговорила мадам Жири.
Деревянный, не покрытый скатертью стол, был завален какими-то бумагами, инструментами, деревяшками, опилками (которые валялись и на полу, кстати), деталями разной величины, красками и еще бог весть чем.
- Ты нашел себе занятие по душе?
- Про душевность сказать сложно, - спрятав руки за спину, ответил хозяин. – Ты хочешь узнать, чем я занимаюсь, не так ли? Не думаю, что моя музыка была бы кому-то нужна в этом захолустье. Да и мне, если быть честным, она теперь не нужна. Поэтому я решил заняться более приземленным делом, зато нужным. Хорошего плотника и столяра в этих местах днем с огнем не найти, а мне интересно попробовать что-то новое. Мсье Легрис тоже доволен, он держит свою лавку. Так что могу похвастать, Антуанетта, на моих стульях и лавках сидит каждый второй в округе, а еще пользуются спросом полки, столы, - он вдохновенно завел глаза под лоб, - шкафы. Предлагали сделать гроб. – Он помолчал. – Но я отказался. В целом, скучновато, конечно, но я не жалуюсь. Потому что мои стулья единственные в своем роде. Вот так Призрак Оперы взялся за рубанок. Неплохое начало новой жизни, не так ли?
На самом деле, он лукавил. Ему нравилось то, что он делал – иначе бы давно бросил.
Первые месяцы «новой жизни» ему было все равно, что делать, чем заниматься, а потом то ли душа очерствела, то ли вошел во вкус – нашел свою прелесть и очарование в этой возне. К тому же, у него неплохо получалось.
- Я очень боялась, что ты уехал отсюда, – вдруг сменила тему Антуанетта.
- Я? Куда же мне ехать? Меня никто не ждет. Нет уж, если зарылся в этой норе, зачем высовывать оттуда свой хвост? Видишь, сначала призраки живут в подвалах, потом они перебираются на чердак. Все логично. Теперь меня можно назвать «призраком чердака», - едко подчеркнул он, усмехнувшись. – Правда, забавно?
- Ничуть, - сидя на стуле, и наблюдая за его движениями, ответила Антуанетта.
- Хорошо, опустим любезности, – взглянув на циферблат часов, продолжил Эрик. – Время позднее, что привело тебя ко мне в этот час? Неужели желание проведать старого приятеля?
- И это тоже, - склонила голову мадам Жири. – Я ехала сюда почти целый день, мой дилижанс сломался, пришлось ждать, пока возница починит колесо, мне удалось добраться только ближе к вечеру. А ты ерничаешь! Но ты совершенно прав, давай перейдем к основной теме разговора. Мне непросто начать, но я должна. Сядь.
- Что, ты принесла вести, от которых я рискую упасть? - поддергивая штанины и присаживаясь напротив своей старой знакомой, усмехнулся бывший Призрак. – Сгораю от любопытства, дай угадаю! Неужели желторотый виконт превратился в жабу? Или, может, он превратил театр в бордель?
Мадам Жири терпеливо ждала, пока ее друг «отсмеется». Когда он сделал паузу, поспешила начать:
- Не угадал. И пожалуйста, не паясничай, разговор серьезный. Не думала, что придется с тобою об этом говорить, но... всегда неминуемо наступает время собирать камни. И я должна это сделать. Я пришла поговорить с тобою о ней...
Эрик приподнял одну бровь.
О ней? – она произнесла это таким тоном, будто речь шла о чрезмерно важном для них обоих человеке. И от этого ему стало не по себе.
- О ком?
- О Кристине.
Эрик отвернулся.
- Что ты хочешь мне о ней рассказать? Мы ведь договорились – меня нет в мире живых, а мертвецам с живыми делать нечего, и знать им друг о друге не надо. Помнишь уговор – ты обещала не рассказывать мне о ней, о них, – поправил себя он, - даже если я в бреду буду умолять тебя, стоя на коленях. Это моя зависимость, как у морфинистов, чтобы излечиться, нужно раз и навсегда убрать из поля зрения злосчастный пузырек.
Мадам Жири повесила голову, ссутулив плечи, будто сгибаемая тяжелым бременем.
- Я помню наш уговор. Но... поверь, Эрик, я бы не пришла, если бы все не было серьезно.
- Что-то случилось?
- Да.
- Так рассказывай! – наконец потерял терпение Эрик и сердито стукнул ладонью по столу.
- Два года назад, когда я вызвалась тебе помочь, а ты поселился здесь, вдали от Парижа, жизнь каждого из нас поменялась. Но кто же мог предположить, что она столь сильно изменится и для Кристины. Я умолчала одну важную вещь о моей маленькой девочке, Эрик. И теперь не знаю, правильно ли я поступила, – срывающимся полушепотом говорила Антуанетта. - Но я не имела права, я хранила свое обещание, я молчала. Ты ведь помнишь, ты сам придумал это и попросил меня сообщить о твоей кончине, ты хотел забыть о ней, о прошлом.
Хотел!
Каждой клеточкой своей души желал вытолкнуть ее из своего сердца. Она была права.
- И это правильно – вам обоим нужно было разорвать эту дьявольскую нить, которой вы были связаны между собою.
- Можно без прелюдий? А то я ощущаю себя будто на школьной скамье во время скучной лекции.
Мадам Жири с укором взглянула на Эрика. В полутемной комнате он совсем не отличался от других людей.
- Виконт хотел сыграть свадьбу как можно скорее. Я не могу тебе рассказать, чем жила Кристина во время приготовлений к этому событию, я редко ее видела в то время. Виконт стал меня недолюбливать, - она усмехнулась. – По известным тебе причинам. Я знаю лишь, что Кристина жаловалась на плохое самочувствие и частые мигрени. Врач рекомендовал ей больше отдыхать и не волноваться. Такое случается у мнительных девушек, тем более перед свадьбой. Странно, но за те несколько раз, что я ее видела, она почему-то не выглядела счастливой. А теперь Кристина нуждается в помощи. И боюсь, что единственный, кто может ей помочь – это ты.
У ее собеседника перехватило дыхание. Это было видно по тому, как он начал хватать открытым ртом воздух.
- Чем я могу ей помочь? Чем она теперь живет? Она вышла замуж за виконта?
- Ты, кажется, не хотел долгих прелюдий?
Эрик сжал руку в кулак, и мадам Жири, не получив ответа на свой вопрос, продолжила:
- Нет, не вышла. За несколько дней до свадьбы случилось непредсказуемое. Самочувствие Кристины резко ухудшилось, началась горячка, а когда она пришла в себя, выяснилось, что Кристину поразил новый недуг.
Эрик, казалось, перестал дышать.
- Прости. Но, должна заметить, что ты сам просил меня не говорить ни слова о Кристине...
- Какой? – Почти выкрикнул он.
- Ее зрение... она утратила возможность видеть. Виконт отложил свадьбу, отправил ее к каким-то врачам. Те говорили, что это из-за ослабленного здоровья, перенесенных сильнейших переживаний, но способа помочь ей так и не нашли. Несколько лет они лечили Кристину, но ничего не изменилось. Недавно она вернулась в Париж. Только вот у Рауля теперь другая невеста... - Мадам Жири болезненно скривилась. – Он привез Кристину ко мне, мы долго беседовали. Не буду пересказывать весь разговор, это ни к чему!
- Он бросил ее! – Поднялся на ноги Эрик. – Он бросил ее и предал беззащитную и нуждающуюся в помощи, чертов мальчишка! Да как он мог? Как он мог променять ее на другую?
- Эрик! – позвала его мадам Жири, чтобы привести в чувства. – Я полагаю, его родственники не были в восторге от Кристины, а после этой беды... Титул обязывает его подчиняться правилам.
- Не могу поверить! Я сломаю этому щенку шею! Сей же час!
- Стой! Умерь свою прыть, прошу. Она тебе еще понадобится. Бог судья виконту. Он несколько лет оплачивал лечение Кристины, надеялся – она пойдет на поправку. Но все мы люди. Их чувства были детским увлечением, может, он остыл, может, испугался, а может, и правда, полюбил другую. Я не знаю. Но разве это важно? Важно другое. К тому же, Кристина не знает об истинной причине их расставания. Она и сама не желает быть ему обузой. Но теперь в Париже, вот уже несколько недель живет у меня. Я всегда любила ее, как родную дочь. И такая страшная судьба. Впрочем, бедняжка не желает быть обузой и мне, поэтому пытается хоть чем-то быть полезной. Она помогает цветочнице, над чьим магазином я живу. Она несчастна, Эрик. Не думала, что попрошу тебя когда-нибудь об этом, но... что если это твой шанс? Скажи, ты все еще любишь ее?
Призрак все еще ее любил.
Не могло быть и сомнений. Но признаться в этом Антуанетте не хватало сил. Столько часов, дней, ночей, недель и месяцев он пытался излечить себя от пагубной болезни под названием любовь. Излечиться не удавалось, зато притупить память почти получилось. И вот, пожалуйста...
- У девочки никого нет, кроме меня. Маргарита вышла замуж и уехала в Лион. А я... мой век не так долг, я не вечная, Эрик. Все это время, что Кристина живет у меня, я не могу избавиться от мысли о том, что станет с нею – вот такой, какая она сейчас, – если со мною что-то случится? Кто ее сможет защитить? И мне стало страшно. Прости, что нарушила наш уговор.
Эрик закрыл лицо руками.
- Какого черта нечистая тебя принесла, Антуанетта Жири?! – проговорил он сквозь зубы.
- Прости, - еще раз попросила прощения мадам Жири. – Но мне отчего-то кажется, что это моя вина. Мне пришлось сказать Кристине о твоей кончине. Она спрашивала.
- Она спрашивала тебя обо мне?
- Да, за несколько недель до свадьбы. Что я должна была ей отвечать?
- Это не твоя вина. Это моя вина.
- Мы все виноваты, Эрик.
- И что же ты предлагаешь? Рассказать ей, что Призрак восстал из мира мертвых? – Липкий холодный страх на секунду обдал его кожу. Ему показалось, что после этой новости Кристина Даэ может возненавидеть его еще больше.
- Нет, Эрик, я хочу не совсем этого. Конечно, рассказать правду придется. Но это лишь первый шаг. Если надо, я избавлю тебя от тягостных объяснений. Я сама все расскажу, но за тобою будет второй шаг. Кристине нужен друг.
Призрак рассмеялся.
- О да, это что-то вроде собаки, которую покупают смертельно больному ребенку. Спасибо, что отвела мне эту роль.
Мадам Жири укоризненно покачала головой.
- Прекрати.
- Нет, почему же. Ты хочешь взять меня на роль собаки, я все понимаю. Сидеть у постели Кристины, приносить ей тапочки, изредка давать ей чесать себя за ухом. Говорят, это помогает детям, которые лишены возможности общаться с окружающим миром. Наверное, я бы тоже хотел иметь собаку, но моими друзьями были лишь крысы. Знаешь, самую толстую из них звали Бурбоном.
Мадам Жири порывисто поднялась со стула.
- Я ошиблась. Ты, кажется, одичал здесь еще больше, чем в подвалах оперы. И очерствел. Не узнаю тебя за этой маской паяца. Прости, что побеспокоила. Забудь.
- Стой! – Остановил ее Призрак. – Сядь. Я хочу выслушать тебя до конца.
- Я всего лишь пришла попросить помощи. Помощи не для себя, а для девушки, которую ты когда-то любил. Возможно, любовь умерла. Но ты ведь всегда питал к ней нежные чувства. Я понимаю, это очень тяжело, бедняжка почти как слепой котенок. Весь мир, который она знала до этого момента, перестал для нее существовать. Это тяжелое испытание – и для нее, и для тех, кто рядом. Но неужели ты не хочешь изменить свою жизнь? Много не потеряешь. Чем тебе дорожить? Чердаком и профессией столяра?
В это мгновение сердце Призрака билось с утроенной частотой.
Кристина – девушка, заполняющая собою все его существо, когда-то выбравшая другого, не вышла за него замуж, находилась сейчас поблизости и нуждалась в помощи, потеряв зрение, а виконт – прекрасный принц, оказался негодяем. Сказка повернула вспять.
Она не видела...
А это значит, что можно было больше не бояться показать ей своего лица.
Живя здесь все эти годы, он научился не носить каждую минуту своей жизни маску. На улицу он выходил редко (если только ночью), хозяина он приучил непременно стучаться и не входить без надобности, опасаться было почти нечего. Страх за то, что его кто-то увидит таким, как он есть, почти ушел. Единственным созерцателем его лица был он сам, когда в редкие моменты смотрелся на себя в зеркало. Показывать женщине такое лицо, конечно, не самая лучшая идея, ведь, увидев такого, как он, она наверняка выберет гладкого и красивого принца, как Рауль. Поэтому шансы найти свою любовь равны нулю.
Вот если существовать всегда в полнейшей темноте или завязать возможной супруге глаза черной тканью – тогда совсем другое дело, тогда-то он сможет показать себя с другой стороны, не пугая ее наружностью.
Но не идти же в пещеру, в самом деле, искать возлюбленную среди летучих мышей.
Когда Кристина считала его Ангелом и слышала лишь голос, не видя его лица, она любила его!
Пусть как бесплотного духа, но любила. А испугалась и возненавидела, когда он открылся ей. Может быть, можно вернуть былое? Ведь, это почти то же самое, как разговаривать через стену – она его не видит, а только слышит.
Сердце стиснулось от боли. Неужели она это заслужила? Почему это случилось именно с Кристиной? Почему не виконт?
Мысль о том, что девушка, которую он любил всем сердцем, страдает, была ужасающей. Ах, если бы он только мог ей помочь. Но он не врач, он не знает, как лечить такие недуги. Он знал лишь одно – это было в высшей степени несправедливо! Жизнь не может быть столь жестока к ней!
- Но чем я могу ей помочь, Антуанетта? Она лишь сильнее испугается.
- Что-то подсказывает мне, что она не испугается, Эрик. Ты ведь ей не чужой.
- Предлагаешь мне переехать к тебе? – не без удивления поинтересовался бывший Призрак оперы. – Не сюда же ее перевезти, в самом деле.
- Нет, ничего этого не понадобится. Я никогда не говорила тебе, но у меня есть маленький домик недалеко от Парижа.
Эрик склонил голову на бок: «Даже так», - говорил каждый мускул его лица.
- Он достался мне от супруга, – объяснила мадам Жири. – Подозреваю, сейчас он сильно обветшал. Мой муж давно умер, а я с момента его смерти ни разу там не появлялась. Я думала продать его, все-таки я привыкла к городу и вряд ли когда-нибудь решусь изменить свой образ жизни. Теперь я понимаю, что, возможно, Творцу было угодно, чтобы я не продавала этот дом. Может быть, свежий воздух, солнце и спокойствие пойдут Кристине на пользу?
Что дом обветшал – было не страшно, все можно поправить. Но Эрик все еще колебался.
- Тебя что-то все еще тревожит. Ты сомневаешься.
Он не сомневался, он боялся.
Все-таки страшно встречаться со своим прошлым лицом к лицу, особенно с тем (то есть, с той), которую так упорно пытался забыть. Страшно становилось от неизвестности – что она скажет, как она его примет, да и вообще, захочет ли Кристина иметь что-то общее с человеком, пытавшимся убить ее жениха и столько времени лгавшим ей?
- Тебе не кажется, что это не совсем правильно? – решился задать вопрос Эрик. – Молодая девушка и странной наружности человек будут жить в одном доме.
- Что до соседей – дом на окраине, полагаю, они не будут вас донимать. Что до вас обоих – я вверяю тебе Кристину, Эрик, как ее другу, опекуну. Я уверена в тебе.
Эрик снова помрачнел. «Опекун» - как он ненавидел это слово. Антуанетта стала его так называть еще в те времена, когда Ангел Музыки незримо являлся Кристине, и та, разумеется, не смогла скрыть эту радость от своей крестной матери. Антуанетта Жири сразу поняла, кто именно скрывается за маской Ангела Музыки, и сказала: «Не забывай Эрик, с этого момента ты стал ее наставником и опекуном, ответственность за счастье этой девочки всецело ложится на тебя». Так уж вышло, что «опекун» проникся к Кристине совсем иными чувствами, нежели отцовские. И вот, пожалуйста, снова!
- Хорошо, - Эрик устало потер глаза. – Надо съездить, посмотреть дом. А тебе – как ты и обещала, поговорить с Кристиной.