Другой шанс

6

Через несколько дней силы стали возвращаться к нему, и Эрик даже начал потихоньку выходить из комнаты. Сначала в столовую, а потом в сад, сидел на лавочке и смотрел за горизонт, силясь понять, что вообще происходит в его и без того странной жизни.
Он остался жив, Кристина была рядом, но какого-то куска в этой картине недоставало.
Головокружения, в память об ушибленной голове, пока еще не отпускали его, хоть и становились с каждым днем все слабее и слабее.
Несколько раз приходила Мари, приносила молоко и пирог с ревенем, объясняя свою заботу тем, что мсье Дюпре нужно набираться сил, а его супруга в силу собственных особенностей не очень хорошо может справляться со стряпней. Пару раз даже оставалась, чтобы помочь Кристине с обедом. Та долго отказывалась, но Мари была не из тех, с кем стоило спорить, и Кристина сдавалась.
Жан-Батист, которого так сильно недолюбливал Эрик, кажется, на своего обидчика не держал никакого зла и проводил с ним почти все свое время, помогал не хуже Кристины, и в том, где она не могла позволить себе оказать ему помощь.
Вот тебе и Призрак оперы, - уязвлено думал Эрик, - носятся все, как с дитем малым. Мог ли он когда-нибудь только подумать, что столько людей будут ему помогать? Даже Кристина, которая страдает из-за своего недуга куда больше, чем он, и та идет на такие жертвы ради человека, который когда-то напугал ее своей безумной любовью, шантажировал, грозился расправиться с ее женихом.
У Кристины поистине благороднейшее из сердец, принадлежащих женщинам всей планеты. Наверное, именно за это он и полюбил ее.
Занимать Кристинину комнату и лишать ее привычных условий ему было совестно, поэтому уже на следующий день он попросил у нее позволения вернуться на свое место. В конце концов, бесконечно лежать он может и на диване, велика ли беда.
Но Кристина наотрез отказалась его туда отпускать.
Эрик так сильно желал вернуться к себе еще по одной причине.
Дело в том, что пока он был нездоров, они с Кристиной договорились, что будут спать на разных концах кровати – так будет честнее и справедливее, не может же девушка проводить ночи на стуле или на том же совсем неудобном диване.
И теперь каждую ночь Эрик испытывал ужасные мучения. Столь сильно любимая им девушка была так близко, что это очень напоминало изощренную пытку, он слышал ее дыхание, видел ее силуэт в темноте, но они были так далеки друг от друга, их отделяла глубокая пропасть в виде скрученного одеяла, положенного ровно посередине.
Хорошо, что Кристина не видит, иначе однажды ее мог бы ждать какой-нибудь конфуз.
Кристина тоже мучилась. Но по несколько иным причинам.
Где же это было видано, чтобы добропорядочная девушка сама предлагала мужчине разделить с ней комнату? Либо она сошла с ума, либо потеряла рассудок.
Впрочем, обстоятельства их совместного проживания были таковыми, что уже ничему не стоило удивляться. Казалось, что вся их последующая жизнь, как и положившая начало всему этому история, давно разрушила все рамки, стерла правила и установила свои, известные лишь кому-то свыше законы.
Поэтому разум и сердце боролись внутри Кристины беспрестанно.
Сердце побеждало.
Кристине нравилось ощущение того, что он рядом. Мир вокруг казался уютнее. Наверное, предложение спать на одной кровати придумала и предложила «другая» Кристина, безумная, дерзкая. Да, нельзя было отрицать, ей очень хотелось стать чуть-чуть ближе к нему – такая далекая, почти невозможная мечта после той роковой ночи, когда все сломалось, разрушилось, как карточный домик порывом ветра, как песочный замок, смытый волной.
Кроме того, у Кристины появился еще один секрет.
Из-за болей, так щедро подаривших Эрику бессонницу, он теперь принимал на ночь микстуру и спал безмятежным сном. А Кристина в такие моменты поворачивалась к нему лицом, очень осторожно подползала поближе, опиралась на локоть и долго жадно смотрела на него.
Кромешная тьма рассеивалась от лунного света, и девушка видела каждую черточку его лица, подрагивающие густые ресницы на сомкнутых веках, растянутые в легкой едва заметной полуулыбке губы. А иногда наоборот, видимо его мучили страшные сны, он вздрагивал, лицо его искажалось, в уголках глаз блестела влага, он шептал одно единственное имя. Ее имя.
Бедный, бедный ее Ангел Музыки, - думала Кристина в эти моменты, - сколько всего, должно быть, ему выдалось пережить, сколько страданий выпало на долю одного человека. Разве это справедливо?
Кристина верила в любовь, она не могла в нее не верить. Но она никак не могла понять, как взрослый мужчина мог столько лет с такой самоотверженностью, преданностью и жертвенностью любить маленькую глупую не заслуживающую этого девочку?
Неужели так бывает?