Снизу доносился рев могучих голосов. Придон бережно держал Итанию за руку, они ставили ноги на ступеньки одновременно, он замирал от счастья, победная песня все ближе, громче, наконец при очередном повороте лестницы открылся зал, заставленный длинными столами.
У нее закружилась голова от вида множества крупных сильных мужчин, у артан только такие становятся полководцами и военачальниками, они дружно орали песню, стучали кулаками в такт по столу. Драгоценная посуда подпрыгивала, соскальзывала, к ужасу слуг, на пол, разлеталась дивными брызгами.
Их заметили, заорали громче. Аснерд поднялся с кубком в руке. Довольный, успевший уже перепробовать в подвалах дворца все, что касалось вкусной еды и кумыса, он и сейчас держал в поднятой руке кубок с плакун-травой, в то время как беры и князья союзных земель подняли чаши и чары с вином.
– Пора сказать о славном Придоне и несравненной Итании! – сказал он зычным голосом.
В зале стало несколько тише, его рев был услышан даже за дверью. Военачальники перестали бить кулаками по столу, Итания ощутила на себе десятки, если не сотни, пар внимательных глаз. Придон стиснул зубы, это у всех бывает свадьба как свадьба, но не у него. На других свадьбах счастливы все, как жених с невестой, так и родители, что сумели удачно пристроить детей, а сами породнились, укрепили свою власть, расширили владения, оградили себя от воинственных соседей. Но здесь... артане ликуют, но куявские беры как на похоронах.
Он вскинул руку.
– Веселитесь!.. Сейчас Итания набросит на себя это... как его, свадебный наряд, после чего Вяземайт принесет жертву, вместе с куявскими жрецами испросит благословение богов на долгую и счастливую...
– А когда свадьба? – крикнул кто-то.
– Скоро, – отрубил Придон. – Сразу же, как Итания переоденется.
Итания опустила глаза, в лицо хлынула кровь, обожгла щеки. Она ощутила, как румянец заливает лицо, и уже вся горит, а кончики ушей запылали, как огоньки. Похоже, уже все знают, что она спала на ложе Придона, а сейчас идет в свои покои лишь затем, чтобы переодеться.
Они прошли через зал, слуги поспешно распахивали перед ними двери. Когда оказались перед ее покоями, Придон сам открыл двери, ее сердце невольно затрепетало чаще. Оранжевый свет упал на его могучее сильное тело, она подумала невольно, что вот такое, постоянно открытое ветрам и солнцу, зною и холоду, должно бы выглядеть как старая скала, однако гладкая кожа выглядит чистой, как у ребенка, мышцы упругие, и вообще весь сложен как те статуи, что мастера вытачивают из белого мрамора, добиваясь изображения совершенного мужчины.
