Комната, в которой...

14 глава

— Сынок, зачем ты встал? — взволнованно воскликнула женщина, отрываясь от сериала по телевизору и направляясь в коридор.

Чонгук трясущейся рукой пытался натянуть на ногу кроссовок, пока другая покоилась на стене, не позволяя ему рухнуть вниз. Внутренности колотило буквально во все стороны, превращая в непонятное месиво. По крайней мере, так ему казалось, когда он наклонялся за обувью. Он не мог понять, что именно послужило причиной американских горок внутри: телефонный разговор с Тэхеном или чертов жар, из-за которого он не мог вспомнить, как они с ним расстались в коридоре. Это было и не важно вовсе. Хотелось просто выбраться из этого тесного пространства, найти хена и... А что дальше? Что он должен делать дальше? Тэхен ведь ничего не обещал. Он даже не знал и не знает о его чувствах. Обвинять его в чем-то было бессмысленно...

— Сынок, что такое? — мама в панике ухватила его за руку, не давая развернуться к двери, — Что случилось?

— Пожалуйста, — почти крича сказал Чонгук, вырываясь из хватки, — Не надо трогать меня!

Под недоумение Миндже он вывалился в коридор, чуть ли не снеся костылем новенький почтовый ящик. Глаза жгло от подступающих слез, и он с трудом сдерживал их, пока ковылял на одной ноге в сторону выхода. Слезы — удел слабых. Так всегда говорил отец, но Чонгук никогда не понимал, почему же тогда тот тихо плакал, когда нужно было уезжать обратно в Корею. Теперь он, кажется, понял. Он, как и отец, никогда не был сильным, по крайней мере, когда дело касалось этого уютного Тэхена — мальчика-беспризорника, чьи непропорционально большие уши и нос еще в далеком детстве поставили в голове жирный плюс напротив строки «издевки». Чонгук сам виноват в том, что происходило в эту самую минуту. Он мог бы просто рассказать о своих чувствах четыре года назад, когда не смог нанести последний удар по провинившемуся, потому что самому стало ужасно больно. Больно от обиды на него и от мысли, что Тэхен пытался сотворить с собой подобное. Но он не сделал этого, поэтому сейчас терзал себя тупыми мыслями и злился от чужих голосов в коротком разговоре с Тэхеном. Именно поэтому он до крови закусил губу, подавляя рыдания, и вышел на внешнюю лестницу в надежде, что хен будет ждать его там станет намного легче.

— Что это с тобой? — грубый голос отрезвил Чонгука, и он поспешил спрятать отекшее от первых слез лицо в рукавах своей куртки. На привычном месте сидел Томас и выкуривал сигарету. Давненько его не было видно.

— Ничего, — как можно спокойнее выдавил из себя Чонгук, стирая слезы, и под внимательный взгляд мужчины присел рядом на ступеньку. Повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Чонгука. Скрипнула дверь, и оба обернулись. На входе стояла одетая Миндже, и взволнованно глядела на сына. Томас вежливо поздоровался, а после отвернулся и продолжил курить. Чонгуку стало стыдно за свой поступок:

— Мам, — начал он, не отводя от нее глаз, — Прости, пожалуйста, но можно я немного посижу здесь?

— Если тебе так будет удобно, сынок, — выдохнула она, — Знаешь, стоит позвонить Тэхену. Я волнуюсь.

При упоминании хена Чонгук стиснул челюсти и криво улыбнулся, пообещав сделать это как можно скорее. Миндже скрылась, а он вновь погрузился в глубокие раздумья, изредка тихо всхлипывая.

— Ты, вроде, обещал позвонить, — начал вдруг Томас спустя несколько минут тишины. Его голос тембром напоминал голос Тэхена, только был с хрипотцой, отсюда и не очень приятные мурашки прокатились по телу. Чонгук промолчал, лишь сильнее укутываясь в свою куртку. Томас сделал еще одну затяжку и продолжил, — Что вдруг смогло так сильно поменять твой характер?

И Чонгука словно прорвало. Будто бы его внутренний ребенок только и ждал этого вопроса.

— Я впервые влюбился, — почти шепотом произнес он, поджимая ноги к себе поближе, — Кажется, что навсегда, — в горле образовался комок, но он продолжал говорить через силу, — Но этот человек не знает о моих чувствах, а я... Я ужасно ревную его, а еще начинаю думать, что он не тот, за кого выдает себя, — он уловил в глазах Томаса непонимание, — Ну, черт. Это так сложно — рассказывать кому-то об этом.

— Нет, продолжай. Мне не двадцать, я вроде как въехал в ситуацию, — закивал тот, на что получил злостный взгляд Чонгука, — А что? Я не прав? Ты еще совсем ребенок, раз такое происходит впервые... Знаешь, — начал вдруг он, — Думаю, не стоит делать поспешные выводы. Лучше спросить напрямую. Ты мужчина, так действуй по-мужски, — и протянул сигарету Чонгуку, — Будешь? Полегчает.

Чонгуку, несмотря на некое раздражение от слов Брауна, стало легче дышать и думать, а в теле появилась приятная легкость. Все-таки отца Чонгуку не хватало очень, раз обсуждал такие жизненно важные вопросы с соседом.

Он взял сигарету.