люблю твой стиль.

18

Соня уже не помнила, когда последний раз просыпалась раньше Мирона, который, как оказалось, всего лишь немного поменял свое положение, снова тихо засопев у нее под боком, укутав и себя, и её вторым одеялом. Ты посмотри, какой заботливый. Девушка мягко улыбнулась, осторожно погладив его по голове, ожидая, что он сейчас просто фыркнет, отвернется и будет дальше спать - мужчина сонно зевнул, открыл один глаз и, покрутив головой, с трудом раскрыл второй.

- Доброе утро, - проговорила шатенка, когда полуспящее тело поползло вверх, чтобы полностью придавить хрупкое тельце к кровати. - Тихо-тихо, сейчас меня раздавишь, ёжик.

Федоров так выражает свою любовь: не какими-то красивыми словами, а поступками и немного неуклюжими действиями, потому что нежно обнять, как обычно показывают в фильмах или пишут в книгах, он не может - сжимает в объятиях до хруста в ребрах, если хочет защитить от злых духов во сне, то наваливается всем телом, накрывает двумя одеялами и сопит над ухом.

- Ты дальше спать? - тихо спросила Малышева, пытаясь лечь поудобнее.

- Нет. Тебе тяжело? - ответил Мирон.

- Немного.

Он мгновенно оказался на холодной половине кровати, укрытый своим одеялом с немного виноватым видом. Вообще даже Женя редко видела его именно таким: немного не знающим, как сейчас стоит поступить.

- Ты чего? - улыбнулась она, обняв его. - Ты просто большой и тяжелый по сравнению со мной. Ты - самый лучший.

Иногда Мирон - это ребенок, которого нужно погладить по голове, похвалить и мягко улыбнуться, чтобы он тебе поверил. Соня прекрасно понимает: сколько бы мужчина ни плевался панчлайнами в лица своих оппонентов, сколько бы ни читал свои треки со сцены, сколько бы ни отбивал недружелюбный настрой окружающего мира, словно играет в пинг-понг - ему нужно дать заботу, выслушать все, что он хочет рассказать, а это не так уж и много, и просто прошептать пару ласковых слов на ночь - тогда даже самый злой Оксимирон будет другим.

- Да, иди ко мне, ёжик, - улыбнулась девушка, обняв его, когда Федоров лег ближе к ней. - Через полчаса ты опять будешь строгим папочкой, а пока отдыхай.

- Мы ведь поедем в Дрезден?

- Конечно. Если ты сказал, то обязательно поедем.

- А ты хочешь?

- Хочу, - улыбнулась шатенка. - Очень хочу. Мне, в принципе, все равно, куда - главное, чтобы ты был со мной.

Хоть в тайгу к волкам в крайний дом деревни, который почти в лесу, хоть на экватор, хоть к огромным паукам - если Мирон будет рядом рассказывать какую-то дурацкую историю из тура, обнимать и просто молчать, то Малышева согласна на все. А куда он уже без нее? Да, Федоров меньше, чем за два месяца настолько прочно загнал ее себе в сердце, что уже просто не достанет без боли. Ему важно, чтобы она улыбалась каждое утро, ему легко купить после работы цветы и забрать ее на трамвае с букетом, заставив тихонько рассмеяться, погладить его по щеке, шепнув на ухо "романтик ты мой", потому что не всегда знает, куда себя деть.

- А давай летом еще куда-то слетаем, - предложил он. - В Монако хочешь? После феста сразу.

- Давай потом решим, хорошо? - улыбнулась Соня. - Мало ли что-то появится важнее Монако?

У него ничего важнее и нужнее нее уже вряд ли появится, потому что, даже находясь рядом с девушкой, Мирон чувствует себя свободным, его ничего не обременяет, ничего не давит - уходит только совсем не хочется, хоть и действительно есть возможность.

- Хорошо, - улыбнулся мужчина и, взглянув за окно, громко рассмелся. - Мы уезжали - шел дождь. Мы прилетели - идет дождь.

- Ну, завтра обещали солнце, - пожала плечами шатенка. - Полежим в отеле, тебе полезно отдыхать, поэтому это только к лучшему.

Ему прописали постельный режим, но Федоров в рот это все ебал -  с первого дня выписки полетел в офис, оттуда к Малышевой, а после потащил ее гулять, потому что, блять, на волю выпустили голубя, счастья полные сползающие джинсы.

- Тогда спокойной ночи, - сказал он и, накрывшись с головой одеялом, собрался опять спать, уткнувшись носом в нее.

- Спи, ёжик, спи. Тебе полезно.