После казни.

Глава 6

6.

     Теперь Агрофен Кирилыч занимался исключительно тем, что сдерживал желающих причаститься, вылечиться, прикоснуться, пообщаться и прочих "ться". Отбоя от людей не было никакого. Специально установили приемные часы к Михаилу: с двух до трех ночи. Однако в это время суток тюрьма официально закрывалась, и всех страждущих отправляли записываться на завтра. 

     -Это как же вы так умудрились? -- вопрошал Агрофен Кирилыч, устроившись на кресле.

     -Сам не знаю, -- отвечал Михаил, -- я и не делал ничего.

     -Поговаривают, что вы будущее знаете.

     -Нет, не знаю, -- честно сознался Михаил, даже не зная плакать ему от нагрянувшей славы или смеяться. С одной стороны-то, конечно забавно. Но вот если призадуматься, то визит Исаака Авраамовича столько дел натворил, что и не выкарабкаешься теперь. Михаилу причисляли не только чудотворство в лечении или предсказании, но и вовсе пошел слух, что и не жив он после казни, а воскрес. А другие говорили, что и не воскрес, а снизошел с небес ангелом и сидит теперь. Особо рьяные решили освободить Михаила из заточения, но их перестреляли. Тут все решили, что это был гнев божий. 

     Агрофен Кирилыч велел с той стороны, куда окошко камеры Михаила выходило, поставить палатку, и продавать билеты для зевак, очередь из которых сразу вытянулась до соседнего села, напрочь перекрыв главную дорогу. Бенедикт Бенедиктович, посовещавшись с главой соседнего города, решили, что целесообразнее будет построить над очередью мост, чтоб не мешала движению транспорта, чем эту самую очередь разгонять. Агрофен Кирилыч уже было разбогател, но вышедший указ: "о заработке на святых местах" быстро перевел все сбережения в карман Бенедикта Бенедиктовича. После Агрофен Кирилыч решил прикрыть лавочку, но тут же вышел новый указ: "о запрете прикрывания лавочек". Агрофену Кириллычу ничего не осталось делать, как идти к Михаилу и просить его покарать Бенедикта Бенедиктовича: молнией шебануть там, или в ад отправить, но так и не добился справедливости.

     Благодаря известному заключенному город зажил новой жизнью. Приток туристов увеличился, и каждый горожанин теперь сдавал комнату, с чего имел барыш, но вдруг вышел закон "о сдавании комнат", по которому каждый должен был переводить девяносто процентов лично Бенедикту Бенедиктовичу. Особо устойчивые горожане отстаивали многокилометровую очередь, а после продавали в ней места, но закон: "об отстаивании в очереди с целью последующей продажи мест"... девяносто процентов. В целом получалось, что ничего не изменилось для людей, только Бенедикт Бенедиктович озолотился и подумывал купить себе Италию. К несчастью для него, в город нагрянул ревизор, и после длительного разбирательства арестовал всех коррупционеров, коими оказались: безрукий Петр Петрович -- слесарь; подслеповатый Андрей Андреич -- дворник, и вот уж как двадцать четыре года почивший Никанор Никанорыч, кем он был могильная плита умалчивает, но как выяснилось злостным коррупционером. Всех их повязали (кроме Никанора, которого заочно приговорили к смерти), и увезли куда-то. Бенедикт Бенедиктович был крайне доволен ревизией, поставил на радостях себе памятник, и придумал песню про себя самого, которую (по закону: "о песне про Бенедикта Бенедиктовича") исполняли все, кто с утра просыпался. Особо рьяные революционеры в знак протеста решили больше не просыпаться. 

     После всех этих событий Бенедикт Бенедиктович размяк, и решил отблагодарить Михаила. Пришел к нему с цыганами и подарками. 

     Только открылась дверь, как табор затянул "очи черные", под которые Михаилу в большущий рог налили вина, заставили выпить и плясать, а тридцать три солдата быстренько внесли новую мебель, постелили паркет, повесили обои и огромную хрустальную люстру, достающую до пола. Занесли фортепьяно, выгнали паука, прорубили дверь в соседнюю камеру, где уже стояла золоченная ванна и висели желтоватые тюлевые шторки, сделали побольше окно, установили раму, включили обогрев, и в качестве "вишенки на торте" поставили на тумбочку колокольчик, в который наказали Михаилу звонить, если тому что понадобится. Исполняющим прихоти арестанта был назначен Агрофен Кирилыч с достойным жалованием: "за спасибо". Варвара Петровна узнав об этом упала в обморок на три дня.

     -Ну как?! -- воскликнул Бенедикт Бенедиктович, разводя руками и постукивая каблуками по новенькому паркету, -- кормилец ты мой, родненький! Люблю тебя. Люблю, как себя. Даже еще пуще. Был бы ты бабой, вот взял бы и поцеловал тебя! Эх, садись, поговорим. Хорошо тебе?

     -Да... ик... мне и... ик... раньше было... ик...  хорошо, -- Михаил икал, как за двоих, после выпитого вина, а комната то и дело решала от него куда-то уплыть.

     -Дык, то раньше! -- Бенедикт Бенедиктович махнул рукой цыганам, и те затянули душевную песню, -- ох черти, что ж вы делаете...!

     Бенедикт Бенедиктович осушил стакан, и заплакал от переизбытка чувств. 

     -Ох, говори, что хочешь, всю правду вываливай, -- приказал он, утираясь, -- хочешь жену подселю (Михаил даже подскочил в негодовании), ну и не надо. Другую пришлю (Михаил опустился в умилении). Ты только, голубчик, не покидай меня. Вот, что хочешь проси, но не проси выпустить.

     -Да... ик... не прошу. Тут... ик... хорошо.

     -Вот! Слыхали? -- Бенедикт Бенедиктович поднялся, -- Герой! Человечище! Не знала еще земля таких! Пусть знает! Налить ему, быстро!

     Михаилу налили. 

     -За тебя! -- провозгласил Бенедикт Бенедиктович, -- За душу твою! За честность и открытость! Будь всегда! 

     И они выпили. Что дальше было, чем кончилось, Михаил уже не помнил...