ты мой

6

Чонгук дописывает сообщение, блокируя телефон и откидывая его недалеко от себя. Большие панорамные окна в пол открывают вид на изящные здания-небоскрёбы, которые отражают солнечный свет, на низкие редкие магазинчики с глупыми, но милыми вывесками — в таком районе простые забегаловки и круглосуточные минимаркеты не встретишь на каждом шагу.

Из-за высокого этажа вид открывается прекрасный. Чонгук потягивается, славливая утреннюю негу, слушая, как звук оживлённой улицы пробуждает его. Монотонный людской гул, спортивные машины даже сейчас издают дикие рыки, разбавляя езду по ровной трассе и нежное равномерное скольжение шин обычных машин. Он привык к такому, привык просыпаться, слыша такое каждый день и ощущая себя самым беспечным. Тем, кому фортуна улыбается во все тридцать два, в то время как другие молят больше не скалить им челюсть. Это даёт какой-то глоток свободы и вдохновения начать этот грёбаный день, а не умереть в гадюшнике под литрами алкоголя и похотливыми омегами.

Шлёпает босыми ступнями по прохладному полу, пятернёй зачесав отросшие волосы назад, и направляясь в ванную, прихватив вчерашние вещи с собой, которые были небрежно скинуть на пол в спешке, дабы не мешать продолжению прекрасного вечера, перерастающего в обещано активную ночь.

Запах омеги, совсем лёгкий и ненавязчивый, впитался в район ворота чёрной футболки, когда альфа стоял слишком близко, заставляя уголки губ слегка встрпенуть вверх от будоражащих воспоминаний. Чонгук не сразу осознал, что до сих пор помнит запах, который сразу привлёк его.

Все эти приторные запахи омег, от которых тянет блевать, просто не переносит. Ненавидит. Он терпеть не может сладкое, а эти шлюхи пропитаны вдоль и поперёк этим. Делает исключение только для Джина, который пропах нежным и сахарным цветком камелии, и Юнги, потому что запах совсем тонкий и резко не кидается. И то, только из-за того, что друзья.

Но запах был совсем не того, кто несколько часов назад облапал буквально всё его тело, желая вгрызться в крепкую шею, а позже давился слюнями, глуша стоны в подушке, пока его втрахивали в тёмные простыни. Совсем без чувств.

В ладони набирает холодной воды, чувствуя, как пузырьки от толстой короткой струи щекочут огрубевшую кожу ладоней. Лицо приятно укололи тысячи мелких иголок, потянув за собой волну пробуждающей дрожи.

А Тэхён… Тэхён запомнился сразу, а теперь отчего-то до сих пор не забывается. И его запах. Тёплый запах древесины и свежего летнего воздуха, который осел на стенках горла, который Чонгук смакует на языке и в мыслях. Который совсем не вызывает отвращения.

***

По просторному помещению, забитому разных видов боксёрскими грушами, истёртыми матами и даже двумя аренами четыре на четыре, раздаются частые глухие удары и шумные выдохи через рот.

Чонгук ничего не видит и не слышит кроме любимой груши перед собой, несмотря на то, что совсем недалеко от него раздаются внезапные подбадривающие крики тренера, который следит за пробной борьбой альфы и беты.

Эластичные чёрные бинты, обмотанные вокруг ладоней и смягчающие удары костяшек, давным давно пропитались влагой и кровью. От каждого действия мышцы перекатываются под лоснящейся смуглой кожей — этого не скроет даже чёрная обтягивающая спортивная форма.

— Чонгук, отбой, — кричит старший альфа, махая ему рукой.

Чон игнорирует, продолжая наносить удары агрессивнее, скалясь.

— Пот до меня долетает уже, — насмешливо хмыкает мужчина, подходя. Уж он то знает, как альфа разошёлся.

Старший останавливает откачнувшуюся тяжёлую навесную грушу, отводя её в сторону. Чонгуков крепко сжатый кулак с силой рассекает воздух. Он теряется всего на секунду, тут же нападая на мужчину. Бьёт быстро, но чётко, соблюдая комплекс ударов.

Альфа улыбается, умело отбивая и блокируя удары. Сам не спешит атаковать. Выжидает.

Многие прервались, устраивая себе отдых. Да и как же пропустить такое представление?

Чонгук звереет, заполняясь азартом, и выдыхает сквозь крепко сомкнутые зубы, никак не выдыхаясь. Мальчик вырос, больше нет того Гуки, который уже как пять минут лежит в нокауте.

Тренер видит в глазах напротив вспыхнувший огонь, мысленно говоря себе: пора.

Он резко останавливается, опуская руки, словно кости из них вмиг испарились. Чонгуку хмыкает, даёт себе слабинку, тут же получая тыльной стороной стопы по уху, отшатываясь, но сумев удержаться на ногах. Ему не сильно, но ощутимо бьют под колено, отчего ноги сами подкашиваются, и он падает опираясь кончиками пальцев и одним коленом в мат. На плечо ложится рука, похлопывая, мол «ты молодец». Все смотрящие хлопают в ладони, оставшись довольными от зрелища, где Чон снова получил под зад.

— Ты хорошо вырос, Чонгук, — одобряюще кивает старший альфа. — Но всё ещё не можешь запомнить, что радуясь раньше времени можешь проиграть.

Чонгук пересекается взглядом с мужчиной, который смотрит с хитрым прищуром, словно сумел прочитать его мысли, что весь чёртов день никак не покидают его.

Кивает, поджимая губы, и самостоятельно поднимается, развязывая бинты, слегка прилипшие к стёртой коже.