ты мой

47

Хосок откладывает телефон на стол перед собой, пальцами проталкивая дальше от края. Он опирается на спинку стула, заставляя её слегка прогнуться под собственным весом, и складывает руки в замок у себя на животе, словно приготовился очень внимательно слушать.

А может он действительно просто стал последнее время себя накручивать? Может из-за страха, что Тэхён уйдёт, ему потихонечку сносит крышу? Хосок и знает и не знает одновременно. В нём, временами, противостоят друг другу разум и эмоции, и, увы, чаще всего он отдаёт преимущество не здравому смыслу, впоследствии чего происходят вечная несдержанность с его стороны.

Да, Хосок вытащил омегу с болота, которое медленно, но верно засасывало его, не оставляя, кажется, и шанса на спасение. Да, казалось бы, Тэхён обязан был всю оставшуюся жизнь быть благодарным, что альфа принял под своё мощное крыло, укрывая от отца-тирана, который на глазах собственного ребёнка забил мужа насмерть. Об голову омеги была разбита пустая бутылка, (чтоб не мешался, защищая папу), но гораздо больше причинили боль папины глаза, что с мольбой кричали «уходи!»

Но папы тогда уже не стало.

Тэхёну было всего семнадцать. Он бежал долго, не зная куда бежит. Ещё не до конца осознав смерть самого близкого человека, омега сел на край обочины, обняв колени. Когда смешанные между собой мысли собрались в единое целое, он истошно закричал, вцепившись в волосы у самых корней. Дышать было тяжело, слишком много воздуха никак не могло проникнуть внутрь. Тэхён повалился на бок и пустыми глазами, в которых скопились горькие слёзы, смотрел перед собой, не видя ничего.

Да, именно Хосок даровал ему жизнь, казалось бы, омеге одной жизни не хватит, чтобы отблагодарить его. Но он давно ему ничего не должен. Давно отплатил. Хосок бы без него не познал любви, в таком нужном пламени каждый раз сгорая. Вот и боится потерять омегу, боится что сердце будет не греться в любовном пламени, а сгорит тут же, и останется один лишь чёрный уголёк.

Хосок шумно выдыхает, резко подавшись вперёд, и хватает свой телефон, вновь открывая переписку. Глаза бегают по написанном Тэхёном тексту несколько раз. Нет здесь того, из-за чего стоило бы ему насторожиться. Омега не побежал с первой просьбы к Чонгуку. Наверное, так бы и было, будь между ними хоть что-нибудь. Тогда почему на душе от этого не легче?

Он, смотря в поверхность стола перед собой пустым взглядом, блокирует и откладывает телефон, как только полупрозрачная дверь в его кабинет открылась, пропуская внутрь Чимина.

— Ты не забыл, что завтра чонгукова выписка? — интересуется Пак, садясь за самый ближний к Хосоку стул, ровняя края папок и протягивая их.

— Не забыл, — кидает альфа. — Я попросил Тэхёна забрать его.

Чимин внешне остаётся спокоен, но его брови мимолётно дёрнулись ближе к переносице.

— А мы? — спрашивает он, вопросительно вздёрнув бровь. — Не помню, чтобы у нас было что-нибудь сверхважное запланировано.

— А мы навестим его позже, — Хосок жуёт нижнюю губу и поднимает на альфу взгляд. — Ему надо найти сиделку.

— Что насчёт Тэхёна? — осторожно спрашивает Чимин, видя тяжёлый хосоков взгляд. — Я на первое время имею ввиду… Думаешь, сиделки на дороге валяются?

— Тебе то откуда знать, что они на дороге не валяются? — съязвил Хосок, тут же жалея.

— Папу парализовало, если ты забыл, — монотонно отвечает альфа. — А я пахал как проклятый за гроши, времени шибко не было, чтоб ты знал.

Он встаёт, задвигая стул обратно.

— Чимин…

— Насчёт сиделки, — он затормозил у самой двери, — не беспокойся. Оставь это на меня. Опыт есть.

Хосок играет желваками, смотря на исчезающую чиминову спину за дверьми. Лучше бы он накричал, дал в челюсть и хлопнул дверьми, чтоб те развалились к чертям, чем вот так вот…

тихо и спокойно ушёл.